Огорчились насильники и с протяжными, заунывными стонами исчезли из леса, глухого и мрачного. На прогалине, разбросанные по земле, остались лежать кости их жертвы, чью плоть унесли грифы за изменчивый горизонт. И только несколько фей, не знающих, что произошло, все еще бродили в поисках чародея по лесу, глухому и мрачному.
Это справедливо, если его обманули. Он сам из тех, кто при случае даже фею обведет вокруг пальца.
Сестра моя, ты говоришь о Ларисе, о том рыцаре, который обманул тебя в Мальвернском лесу? Что ж, если любишь, можно и обмануться.
Ты так говоришь, потому что безответно любишь Говэна, солнечного рыцаря. Озерная дева не обманывала чародея.
Чародей прекрасен, но страшно обманут. Беда, если он и вправду мертв.
Так ли это? А вот Озерная дева исчезла.
Может, она сама и умерла?
Возможно. Вот был бы мне подарок, я мечтаю, чтобы чародей обратил на меня внимание! Но способна ли она умереть?
Конечно, она на все способна. Если она умерла, то от родов.
Не будем ничего придумывать. Все говорят о смерти чародея, а у нас о ней какие-то смутные сведения.
Зато у нас есть сведения о его жизни.
Только он один все знает.
А дева? Дева?
Ей никогда не будет ведома истина.
Я мертв и хладен. Уходите, феи. Она бодрствует здесь, на могиле, заваленной прекрасными дарами, — та, кого я люблю, кто знает больше, чем знаю я, но так и не смогла меня постичь. Уходите. Вскоре мой труп сгниет, и я не хочу, чтобы вы меня этим попрекали. До самой смерти я пребуду в тоске, и когда мое тело было живым, оно исходило кровавым потом. До самой смерти моя душа пребудет в тоске, и причиной тому мое Погребальное Рождество, эта драматическая ночь, в которой предан проклятию вымышленный образ, оказавшийся на моем месте, разумный и обреченный.
Совершилось! Пойдем в другое место, поразмышляем над нашим невольным проклятием.
Феи удалились, и, покуда Озерная дева все еще сидела на могиле чародея, подрагивая от озноба, вновь появилось чудище Шапалю на драконьих лапах, с кошачьей головой, конским торсом и львиным хвостом.
Мяукал я, мяукал, но повстречал только ночных сов, которые подтвердили, что он умер. У меня никогда не будет потомства. Его имеют только достойные. Признаться, за собой я никаких достоинств не знаю. Я нелюдим. И проголодался, очень проголодался. Вот достоинство, которое я в себе открыл: я голодный. Нужно найти еду. Кто ест, тот не одинок.
Несколько сфинксов отстало от прелестного стада бога Пана. Темнота оказалась им не помехой — глядя на чудище мерцающими проницательными глазами, они приступили к нему с вопросами.
Твои ясные глаза выдают смышленое существо. Ты такой же, как мы: в тебе множество «я». Скажи истину. Вот загадка. Она нетрудная, потому что ты все-таки животное. Что самое неблагодарное? Отгадывай, чудище, чтобы у нас было право умереть по собственной воле. Что самое неблагодарное?
Рана самоубийцы. Она, убивает своего творца. Я говорю вам это, сфинксы, из соображений высшего гуманизма: вам всегда казалось, что вы на пороге смерти, пусть же у вас будет право умереть по собственной воле.
Сфинксы, отставшие от прелестного стада бога Пана, встали на дыбы, побледнели, улыбка на их лицах сменилась мерзкой, панической гримасой страха, и вдруг, выпустив когти, они вскарабкались на деревья, каждый на свое, и с высоты низверглись на землю. Чудище Шапалю, ни о чем не догадываясь и ничего не понимая, стало невольным свидетелем внезапной смерти сфинксов. Оно насытило свой лютый голод, сожрав их еще трепещущие тела. Между тем в лесу светлело. Опасаясь прихода дня, оно быстрее заработало челюстями и сладострастным языком. И едва настал скорбный рассвет, чудище Шапалю бросилось в самую темную глушь. С зарей лес наполнился шумом и ослепительным светом. Проснулись певчие птицы, а старая мудрая сова заснула. Много разных слов прозвучало этой ночью, но чародей удержал в памяти и до конца осмыслил разве что слова обманутого друида, пришедшего к морю: «Я учусь опять превращаться в рыбу». И улыбнулся, вспомнив изречение мяукающего Шапалю: «Кто ест, тот не одинок».
Солнце освещало лес, прохладный и цветущий. Птицы щебетали. Ни единого человеческого звука не примешивалось к лесному шуму. Озерная дева ощутила благотворность первых лучей. Даже намек на окружающую беду ее не тревожил, наоборот, радость от встречи с утром росла в ней, поскольку она была уверена, что чародей, лежащий в могильных потемках, не разделит с ней эту радость. Муравьи и пчелы суетились во имя благополучия своих мирков, но Озерная дева не обращала на них внимания, она презирала племена, стада, вообще любую толпу. Немало мерзостей унаследовала она от чародея, пока он обучал ее. И именно из жестокости избрала она лес местом его погребения. Тем временем солнце осветило вдали город — со всех сторон он был окружен стенами и рвами со стоячей водой. Этот город, в который можно было войти через трое ворот, назывался Оркенизой, и по его мостовым во все стороны сновали девушки, менестрели, обыватели и каноники. Повсюду распахивались низкие двери и открывались лавки торговцев александрийским ладаном, перцем, воском, тмином, суконными товарами, кошельками, игральными костями, а также сапожные, скорняжные, ювелирные мастерские и меняльные лавочки; золотых дел мастера чеканили серебряные чаши и золотые кубки. На рассвете из этого города вышел пешком рыцарь по имени Тиоле. К полудню Тиоле дошел до опушки леса, в котором лежало в земле, как и положено трупам, тело чародея. Поплутав по чащобе, где ему не встретилось ни тропы, и утомившись, путник опустился у подножия раскидистого бука. А потом принялся весело насвистывать. К слову сказать, рыцарь Тиоле обладал удивительным свойством: он умел свистом подзывать животных. И вот весь лес пришел в волнение, все загудело и задрожало от бега и прыжков. Со всех сторон слетелись птицы и уселись на самых низких ветвях дерева, к стволу которого прислонился Тиоле, со всех сторон сбежались звери и тесным кольцом окружили насвистывающего рыцаря. Явились грифоны, драконы, чудище Шапалю, голуби, снежные барсы, химеры, сказочные змеи и змееныши, сфинксы, всегда живущие на пороге смерти, лисы, волки, пауки, змейки, скорпионы, драконы-тараски, жабы, саранча, лягушки и их головастики, барсуки, пиявки, бабочки, филины, орлы, грифы, малиновки, синицы, снегири, сверчки, соловьи, коты, оборотни, стада голодных коров и стада тучных в сопровождении быков, летучие мыши, ласки, мухи, куницы, Бегемот, медведи, цикады, ихтиозавры, стада оленей с оленятами, Левиафан, лани, кабаны, мокрицы, черепахи, двуутробки, лесные совы, шершни, гадюки, ужи, аспиды, питоны, павлины, козодои, пчелы, муравьи,
