Переминаясь с ноги на ногу, подросток пожал плечами:
– Да, мэм.
Хантер слышал их разговор и даже успел подумать, что вряд ли пятнадцатилетний парень имеет четкое представление о порядочности.
Но больше всего он думал о фразе, которая просто буравила его мозг. «На ваших отношениях следует поставить крест». Если взглянуть на это высказывание шире, Доктор Любовь поставила ему диагноз не только в отношениях с Верной, но Одинокой, но и со всеми другими.
Хантер не совсем понимал, почему он так решил; можно объяснить это и по-другому, более невинно. Но он никогда не пренебрегал своей интуицией.
Всхлипывания Люси превратились в поток слез. Хантер отложил газету и подошел к ней. Обняв ее одной рукой, он произнес:
– Все в порядке, Люси. Нет причин плакать. Я не сержусь.
– Ты не сердишься! – Голос Люси сорвался на крик. – Да я глаз не смогу поднять в этом городе. Я выгляжу так жалко.
Он коснулся ее волос.
– Нет, это не так. Ты… – Хантер замялся, но, поймав строгий взгляд матери, продолжил: – Ты нежная и любящая. Вот ты какая.
Ее ресницы затрепетали. Она перестала плакать.
– Просто мы не подходим друг другу, – он, чтобы не оставлять Люси надежды.
– Хантер слишком хорош для тебя, – вставил Бо.
– Вон! Пошел вон! – Люси указала на дверь, но ее брат не шевельнулся.
Хантер приподнял ее лицо и наткнулся на обвиняющий взгляд.
– Люси, мы долгое время были друзьями. Ты славная, а я слишком неотесанный. Я не готов остепениться, и, пока я жив, вряд ли что-то изменится.
Она улыбнулась, ее ресницы задрожали.
– Ладно, Хантер, я понимаю. Но когда-нибудь ты все же будешь готов. – Отойдя от него, она направилась к настенному зеркалу, чтобы поправить макияж и прическу. – Я рада, что ты не сердишься на меня из-за этого письма.
Бо воскликнул:
– Если ты считаешь, что мужчина стерпит, когда ему ставят такой диагноз, то лучше подумай еще раз!
Хантер кивнул:
– В этом ты прав, Бо, но я сержусь отнюдь не на Люси. – Он схватил газету с оскорбительной для него статьей. – Я сержусь на так называемого «специалиста». Кем она себя возомнила? Абсолютно ничего не знает обо мне – и считает себя вправе судить.
– Почему ты решил, что это женщина? – вполне резонно заметила его мать, снова наливая Люси чай.
– Доктор Любовь? – Хантер указал на газету. – Такое имя может принадлежать только женщине.
– А, – только и ответила мать.
– Я еду в Новый Орлеан – покажу этой всезнайке, что к чему.
– У тебя ничего не получится, – возразила Люси. – Это ведь псевдоним.
– Ну и что?
– Я думаю, вы сообразительнее моей сестры, – сказал Бо.
– Настоящего имени нет. Его просто никто не знает. В «Нью-Орлеанс тайме» даже обещали награду тому, кто раскроет тайну, но пока это никому не удалось.
– Так много людей читают эту дрянь. – Хантер поморщился. Вся Пончатула будет смеяться над ним, но по крайней мере в Новом Орлеане никто не узнает. – Полагаю, ты тоже постоянная читательница?
Люси отошла от зеркала. На ее чистом лице не было и следа от слез, струившихся по нему еще минуту назад. Ее футболка облегала грудь, соблазнительно очерчивая соски. Длинные загорелые ноги под коротенькими шортами взывали к мужскому вниманию. Просто позор, подумалось Хантеру, что он не может принять милый, безыскусный дар, который предлагала ему жизнь. Люси была славной, преданной и готовой на все. Она была права, когда называла себя верной.
И одинокой.
Хантер тряхнул головой. О чем он думает? С ним Люси не перестала бы быть одинокой. Женившись на ней – или на любой другой женщине, столь же легко поддающейся его влиянию, – он бы совершил самую роковую ошибку в своей жизни.
– Хантер! – Люси смотрела на него так, будто перед ней было привидение.
Хантер поймал себя на том, что уставился на ее грудь, и резко отвел взгляд. Он должен перестать морочить ей голову.
– Говоришь, эта Доктор Любовь пользуется успехом?
– Все мои подруги читают ее. Иногда она пишет забавные вещи. – Люси вздохнула. – Но это вовсе не смешно, когда она пишет о тебе самой и твоем друге.
