– Ваши билеты, пожалуйста.
Ребус протянул билет. Где-то там, в коридоре, на «ничьей земле» вагона-ресторана, расположенного между первым и вторым классами, несколько голосов принялись вдруг декламировать «Иерусалим» Блейка. Лицо англичанина, сидящего напротив Ребуса, озарила улыбка.
– Это просто игра, – сообщил он банкам из-под пива, громоздящимся на столике, – просто игра.
Поезд прибыл на вокзал Кингз-Кросс с пятиминутным опозданием, в пятнадцать минут двенадцатого. Спешить было некуда. Для него забронировали номер в отеле в центре Лондона – какая любезность со стороны столичной полиции! В кармане пиджака лежал список всевозможных указаний, в очередной раз присланных из Лондона. Он взял с собой совсем немного вещей, будучи уверен, что так называемой «любезности» лондонской полиции хватит ненадолго и он задержится здесь не более чем на два-три дня. За это время они поймут, что он вряд ли сможет оказать им существенную помощь в расследовании. Итак: один небольшой чемоданчик, спортивная сумка и портфель. В чемодане два костюма, ботинки, смена белья, несколько пар носков и две рубашки (с подобранными по цвету галстуками). В спортивной сумке – бритва и мыло, полотенце, две книжки в мягких обложках (одна наполовину прочитанная), дорожный будильник, фотоаппарат со вспышкой и запасной пленкой, футболка, складной зонтик, солнечные очки, транзистор, дневник, Библия, пузырек с парацетамолом и еще один пузырек, аккуратно завернутый в футболку, – с отличным виски «Исли».
Самое необходимое, одним словом. В портфеле лежала бумага для записей, несколько ручек, диктофон, чистые кассеты, ранее записанные кассеты и внушительное досье с ксерокопиями документов из лондонской полиции, вырезками из газет и цветными фотографиями 20 на 25, подшитыми в папку на кольцах. Папка была помечена одним-единственным словом: ОБОРОТЕНЬ.
Ребус не торопился. Вся ночь, а точнее, то, что от нее осталось, была в его распоряжении. В понедельник в десять утра он должен присутствовать на совещании, но эту ночь в столице он мог провести как ему заблагорассудится. Он решил, что предпочтет провести ее в номере отеля. Дождавшись, пока остальные пассажиры покинут поезд, он достал сумку и портфель с багажной полки и прошел к дверям вагона, между которыми была еще одна багажная полка, на которой лежал его чемодан.
Выбравшись на платформу, он остановился на минутку и глубоко вдохнул. Пахло совсем не так, как обычно пахнет на вокзале (а особенно на таком, как Уэверли-Стейшн в Эдинбурге). Здесь не было привычного зловония, и все же здешняя вокзальная атмосфера показалась Ребусу слегка застоявшейся и закисшей. Неожиданно и он почувствовал, что скисает. Но был еще какой-то неуловимый запах, носившийся в воздухе, – сладковатый и в то же время отталкивающий. Он никак не мог понять, о чем напомнил ему этот запах.
В вестибюле вокзала, вместо того чтобы направиться к метро, Ребус завернул в книжную лавочку. Там он купил путеводитель по Лондону и сунул его в портфель. В продаже уже появились утренние газеты, но он проигнорировал их. Сейчас все-таки еще не понедельник, а воскресенье – день, который положено посвятить Богу. Возможно, именно поэтому он захватил с собой Библию. Хотя он не появлялся в церкви вот уже несколько недель… или месяцев. С тех пор, как однажды зашел в собор на Палмерстон-Плейс. Неплохое место, чистое и светлое, но… Слишком далеко от дома, чтобы наведываться туда регулярно. Ребус по старой привычке не доверял массовым организованным действам. С годами это чувство только укрепилось. К тому же он был голоден. Неплохо бы перекусить по дороге к отелю…
Он прошел мимо двух женщин, которые о чем-то оживленно болтали.
– Я услышала об этом по радио буквально двадцать минут назад.
– Он еще кого-то прикончил, правда?
– По крайней мере, так они говорят.
Одна из женщин поежилась.
– Даже подумать об этом страшно. А они уверены, что это он?
– Не совсем, но мы-то знаем, правда?
То-то и оно: истину не скроешь. Так что Ребус прибыл как раз вовремя, чтобы распутать очередной клубок. Еще одно убийство; всего, значит, четыре. Четыре убийства за три месяца. Этот парень, убийца, которого они прозвали Оборотнем, даром времени не теряет. Они прозвали его Оборотнем и написали письмо шефу Ребуса. Нам нужен ваш человек, сообщили они. Посмотрим, что он сможет делать. И тогда шеф, старший суперинтендант Уотсон, передал ему письмо.
– Ты бы взял с собой парочку серебряных пуль, Джон, – сказал он. – Похоже, что ты – их единственная надежда. – Он хмыкнул, сознавая так же ясно, как Ребус, что от того будет мало толку.
Ребус молча покусывал верхнюю губу, сидя напротив начальника. Конечно, он приложит максимум усилий. Он сделает все, что от него зависит. Пока они не убедятся в его непригодности и не отошлют домой.
«Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга», – мрачно подумал Ребус.
– Даже если поездка в Лондон не принесет пользы, она даст нам шанс хоть немного отдохнуть друг от друга, – саркастически произнес Уотсон.
Старшего суперинтенданта, уроженца Абердина, прозвали Фермером Уотсоном. Смысл этого прозвища был понятен каждому нижестоящему офицеру эдинбургской полиции. Но как-то раз Ребус, будучи в небольшом подпитии, назвал его так прямо в глаза и с того момента обнаружил, что круг его обязанностей несколько расширился за счет убийственной рутины: кучи бумажной работы, неподобающих его званию слежек, учебных семинаров.
Учебные семинары! Что ж, по крайней мере, Уотсон не был лишен чувства юмора. Последний, к примеру, назывался «Старший офицер как руководитель и наставник». Это был тихий ужас – вся эта психология, как надо относиться к младшим офицерам, как
– Чертовски трудная работенка, а, Джон? Но мне понравилось.
– Убери свою грязную лапу с моей спины, – огрызнулся Ребус, – и не смей называть меня «Джон».
