23

– Все, Гагарина.

– А дом двадцать три – это где?

– Это в конец улицы, сейчас подъедем.

Я с сожалением отдал двадцатку, и мы выбрались из машины. Дождь по-прежнему моросил, хотя был уже не таким сильным, просто монотонным. Меня начали изрядно волновать два вопроса. А вдруг сейчас мамы Димки или Сони нет дома, как тогда мы с Алисой будем отсюда выбираться? И второй: если там сейчас все дома, как меня там встретят, да еще и с незнакомой девушкой?

«Москвич» уже успел развернуться, но я ему замахал рукой и подбежал к водительскому окошку:

– Извините, а вы не подождете нас пять минут? Если там никого нет дома, мы с вами до центра уедем.

– Нет, я тороплюсь. – И тут же, сволочь, добавил: – Ну, если за отдельную плату.

Еще давать этой твари деньги я настроен не был, но и возвращаться отсюда пешком, пусть и вместе с Алисой, особого желания не было.

– А вы не подскажете номер вызова такси?

– Не подскажу. – Сразу было видно, если он и знает номер, то не скажет. По-видимому, жители Василькова сплошь если не психи, то жлобы.

Я обратился к своей спутнице:

– Алиса, а ты не знаешь?

– Нет.

Водитель вновь завел мотор, и я тут же хлопнул ладонью по машине:

– Да подожди ты! – На «вы» к этому козлу желания обращаться уже не было.

Я повернулся к Алисе:

– У тебя дома городской телефон есть? Алиса утвердительно кивнула.

– Давай ты сейчас с ним поедешь к себе, вызовешь такси и на нем приедешь сюда. Я буду тебя ждать здесь или в двадцать третьем доме. Так мы намного быстрее сможем решить все наши вопросы на сегодняшний день.

– Но ты ведь обещал не оставлять меня одну сегодня.

– Обещал. Но ведь дождь еще не кончился, – я улыбнулся и взял Алису за плечи. – Ну, лапка, верь мне. Нам намного опаснее будет возвращаться с этой улицы пешком. Через каких-то двадцать-тридцать минут мы будем вновь вместе.

На глазах у Алисы вновь выступили слезы:

– Честно?

На меня обрушился порыв нежности. Я прижал Алису к себе, а затем поцеловал ее в губы:

– Да.

Девушка обняла меня своими тонкими ручками за шею и вся прильнула ко мне. Через свой мокрый пуловер я ощущал, как быстро бьется ее сердце. За такой короткий период я стал самым близким для этого милого человечка. Мне вдруг не захотелось никуда ее отпускать, а так стоять с ней под дождем, обнимать и любить ее, забыть про все свои проблемы, про Обухова, про работу, про все на свете, а просто быть всегда с Алисой.

– Ну что вы там решили? – голос водителя в эту минуту мне показался особенно мерзким.

Я отстранил Алису от себя, а она, в свою очередь, с явным усилием убрала руки с моей шеи, но ее тело до последнего прижималось ко мне. Усадив Алису на заднее сиденье, я закрыл за ней дверь. Водитель завел машину, а Алиса высунула голову из окна и спросила:

– Витя, ты веришь в счастье?

– Нет никакого счастья. Есть только привычка. – «Москвич» рванул с места, а я махнул Алисе рукой. Я продолжал смотреть машине вслед, пока два маленьких красных огонька не скрылись за поворотом. Мне стало безумно одиноко.

Глава 14 СОНЯ

13 апреля. Четверг. Поздний вечер

Я огляделся по сторонам. Где именно был дом 23, водитель так и не показал. По обе стороны дороги просматривалось два дома, но только в одном из них горел свет. Я направился к нему. Как только подошел к калитке, сразу же залаяла собака. Похоже, дворняга, но открыть калитку и проверить я не решился. Меня всегда бесит, почему в таким домах звонки только возле входной двери, зато пройти к ним нет никакой возможности по причине наличия во дворе собаки. Неужели так сложно провести звонок к калитке, не понимаю. Я позвал хозяев:

– Извините, кто-нибудь есть в доме?!

– Хто там?

– Меня зовут Виктор, я ищу дом Обуховых.

Из дома вышла тетка лет сорока пяти в белой ночнушке и надетой поверх коричневой кофте. Еще одна особенность сельских и околосельских жителей – ложиться спать чуть ли не с первыми сумерками.

– Нэ чую, говорыть громшэ, що вам надо?

– Я говорю, мне нужен дом двадцать три, Обуховы там живут, не подскажете, где это? (Эта тетка точно была не матерью Обухова.)

– Кого трэба?

Она совсем нахрен глухая?!

– Гагарина, двадцать три! Где это?! – я уже почти кричал.

– Чого вы кричытэ, цэ напроты. Перечница старая.

– Спасибо!

Я развернулся и пошел к дому через дорогу, но тетка меня окликнула в спину:

– Подождыть, а навищо воны вам? Я остановился и оглянулся:

– В смысле? Я наведаться заехал, знаю их давно.

– Кого цэ их? Танька на свому гори зовсим з розуму поихала. Щэ ий тилькы гостей не выстачало.

Что за дура фамильярная? «Танька», «гостей не выстачало»… Какое твое старособачье дело?

– Я давний знакомый Татьяны Александровны, – на имени и отчестве Димкиной матери я нарочно сделал ударение, – и очень хорошо знал ее сына. Поэтому считаю возможным приехать навестить его мать и жену.

После слова «жена» мне показалось, что у тетки округлились глаза и она даже слегка отпрянула. Но, пожалуй, мне только показалось. Да и тетке, похоже, стало немного неловко, и она сделала попытку как-то смягчить разговор:

– Да я ничого, просто вже пизно для гостей, да и Татяны (ну хоть уже не «Танька») схожэ нэмае вдома.

А так звисно трэба навищаты людыну, стильки смэртэй пэрэжыты.

Почему смертей? Еще кто-то, кроме Димки, умер? Может, муж? Но он вместе с семьей не жил уже лет двадцать. Тогда кто?

Но я спрашивать не стал, а лишь еще раз уточнил:

– Так, значит, в доме напротив?

– Да. Чэрэз дорогу.

Я развернулся и пошел к дому, но меня неожиданно вновь окликнули:

– Стийтэ! Вы щось обронылы биля калыткы. Да что нахрен еще такое?!

Я вновь остановился и повернулся к тетке. Та в свою очередь открыла калитку и подобрала возле нее какой-то небольшой прямоугольный предмет. Я вернулся назад и увидел в руках у женщины открытку с желтыми цветами. Черт! Это была та самая вторая открытка, которую показывала мне Алиса. Но я ведь, вроде, бы отдал ее! Хотя, не помню, может, машинально положил в карман.

В какой карман? Тот, что в джинсах, – и при этом открытка не помялась?

– О, це схожэ открытка. Яки гарни жовти квиточки. Трымайте, – и она протянула открытку мне, хотя стояла уже вновь за калиткой, пусть и открытой. – Тилькы нэ даруйтэ йийи дивчыни, бо жовтый колир – колир розлукы.