23

ужасной ухмылкой и мощными костлявыми пальцами. От одной мысли о ее пальцах на моей шее свело мышцы. За это короткое время я успел привыкнуть к постоянному страху и физическому насилию, но я по- прежнему не желал умирать.

Я медленно развернулся всем корпусом и увидел: Соня все так же висела на шнурке, только совершенно не болталась. Глаза ее были полностью закрыты, голова и руки обвисли, она напоминала самую настоящую покойницу.

Я очень медленно сделал шаг в ее сторону. Ничего не изменилось. Я сделал еще один шаг, тем самым еще немного приблизившись к выходу с чердака. Соня все так же не двигалась. Неужели она умерла? Я сделал еще один более уверенный шаг, меня всего охватило чувство еле уловимого облегчения. Эта сука сдохла..

Соня резко вздернула голову и открыла глаза! Из ее рта раздалось такое знакомое и ужасное шипение:

– Ле-еско-ов!

Я вскрикнул. Руки покойницы поднялись выше головы и ухватились за шнурок, на котором висело ее тело. Соня стала подтягиваться по шнурку к крюку. Шипение из ее пасти становилось все громче и злобнее. Ждать, когда этот монстр окончательно освободится, было нельзя. Я сорвался с места и со всей силы вонзил пушку от танка покойнице в глаз. Из него тут же полилась тягучая, как мазут, темно-бордовая кровь. Соня начала извиваться, как змея, и при этом, отпустив шнурок, пыталась ухватить меня за шею. Я стремительно прошмыгнул мимо нее, но она все же успела схватить меня за волосы и потянуть к себе. Я резко дернул головой, часть волос осталась в руке чудовища, я тут же откинул чердачную крышку и кубарем спустился по лестнице в мастерскую сарая.

– Добрый вечер, Витенька…

Прямо передо мною стояла Обухова. В руках она держала огромный кухонный нож с деревянной ручкой. Прямо у меня над головой послышалось шуршание, похоже, Соня уже освободилась и в самое ближайшее время ее следовало ждать здесь. Именно на это и рассчитывала мать Димки, загородив мне ножом выход из мастерской.

– Не спеши, Витенька, побудь еще немножко с нами.

– Татьяна Александровна, – голос у меня оказался на удивление ровным и мягким, – я только что вызвал милицию, незачем вам усугублять и без того ваше безрадостное положение.

Обухова застыла в нерешительности. А действительно, какого черта я раньше не вызвал милицию, когда еще труба не села? Хм. И что бы я им сказал? Меня хочет убить мама моего одноклассника и его жена-покойница?

– Не ври, Витенька, никуда ты не звонил. Да и не поверит ведь тебе, солнышко, никто.

Татьяна Александровна ехидно заулыбалась, а у меня над головой послышался отчетливый шорох. На меня из чердачного проема посыпались какие-то пыльные опилки, я чуть заметно приподнял голову. Медлить было нельзя. Но Обухова успела прочитать мои мысли.

– Не дергайся, Витенька, тебе еще рано умирать.

Мать Димки сделала шаг в глубь мастерской и свободной от ножа рукой стала закрывать входную дверь. Краем глаза я уловил, как из чердачного проема над моей головой высунулась мертвецки-бледная нога.

Мне еще рано умирать, мне еще рано умирать.

Я сделал шаг по направлению к матери Димки. Она отступила назад, но при этом нож отвела чуть в сторону. Мне вдруг вспомнился хриплый голос Высоцкого с его песней «Охота на волков». Ну конечно, рвануть на флажки, она не пырнет меня, я ведь пока нужен ей живым. Я сделал еще один шаг, теперь более уверенный, Обухова отступила еще назад и прижалась вплотную к двери. Нож она все еще держала перед собой, но опустила его еще ниже, она явно не знала, что с ним делать. Мы встретились взглядами. Она поняла, что я буду ломиться напролом и не боюсь ее ножа. Гораздо страшнее было то, что сейчас спускалось с чердака. Я приготовился к прыжку, и в этот же момент мне на спину обрушилась Соня. Она оказалась неестественно тяжелой для своего среднего роста, я сделал несколько шагов по направлению к двери и стал оседать. Тварь на мне истошно зашипела и вцепилась своими длиннющими синими пальцами в мою шею, полностью сдавив кадык. Я стал задыхаться и схватил за запястье Татьяну Александровну.

– Успокойся, Витенька, веди себя, миленький, спокойно, – Обухова стала причитать, но даже не пыталась помочь, как тогда, в доме. Правда, тут же добавила более грубым голосом, обращенным уже к Соне: – Осторожно, не задуши его.

Я стоял на корточках, в глазах у меня стали появляться большие черные круги, через несколько секунд я потеряю сознание. В этот момент я увидел в руке Обуховой кухонный нож, она совсем забыла о нем и держала его скорее как указку, показывая Соне, чтобы та была поаккуратнее со мной. Я выхватил его у нее из рук и тут же полоснул ножом Соню по руке. Схватка твари не ослабла ни на грамм, Соня только еще яростнее зашипела.

– Не балуй, Витенька. Зачем тебе нож, отдай его мне, – Обухова наклонилась ко мне, намереваясь забрать нож обратно.

Тогда я со всей силы всадил его ей в бедро, при этом так глубоко, что, похоже, достал до кости. Татьяна Александровна истошно завизжала и упала боком на пол. Здоровенный нож торчал у нее в ноге.

– Ах ты, дрянной ублюдок!!! Мразь!!! Что, сучонок, сделал!!! А-а-а-а!!!

Ее крики были настолько яростными и оглушительными, что Соня на мгновение перестала меня душить и с недоумением уставилась на свою хозяйку. Этого мне хватило. Я схватил Соню за волосы, резко дернулся вбок и скинул ее прямо на Обухову. Бросок получился удачным, Соня всем своим телом упала прямо на выставленную ногу Обуховой, из которой торчал нож. Татьяна Александровна завыла от очередной порции боли.

– Что ты делаешь, дрянь?!! Не дай ему уйти, держи его!!!

Но было уже поздно. Я вскочил на ноги, схватил железную коробку с тетрадью, которые оказались возле окровавленной ноги Обуховой, и рывком открыл дверь, оказавшись в коридоре сарая. Я ринулся бежать, но увидел, что на ручке двери болтается висячий замок со вставленными в него ключами. Машинально бросив все свои находки на каменный пол, я вставил замок в скобу двери. Оказалось, как раз вовремя. В этот же миг на дверь изнутри мастерской обрушились мощные удары. Чудовище, именуемое Соней, ломилось наружу. Мне оставалось закрыть замок на ключ, но… но его, нахрен, нет! Блядь, в замке только что была целая связка ключей, где они?!! Я посмотрел под ноги, было уже темно и пола толком не видно. Видимо, когда я переставлял замок в скобу, связка соскочила вниз. Ключи были где-то под ногами, но я не мог нагнуться и искать их руками. Удары в дверь становились все сильнее, если я отпущу дверь, замок может слететь с петель, и тогда мне точно конец. Я стал шарить ногами по сторонам. Никакого характерного побрякивания я не слышал. Где эти сраные ключи?!! Я прижал плечом дверь и полез за мобильным, чтобы подсветить. Нажал на первую попавшуюся кнопку, мобильный жалобно пискнул, на секунду вспыхнул и тут же разрядился окончательно. Но этого мне хватило. Связка ключей лежала прямо под дверью, в то время как я шарил ногами по бокам от нее. Осталось только поднять ключи и закрыть эту парочку в мастерской. Я стал медленно приседать за ключами, по-прежнему подпирая дверь плечом. Что-то не так! До ключей оставалось несколько сантиметров. Что-то не так! Мои пальцы уже нащупали кольцо, на которое были нацеплены ключи. Неожиданно меня поразила мертвая тишина. Тишина была всепроникающая, глобальная. Не было слышно ни проезжающих вдалеке машин, ни шума ветра, ни чириканья птиц. Но самое странное, и при этом пугающее – за дверью мастерской было тоже тихо. Только сейчас я заметил, что в дверь никто уже не ломится, а Татьяна Александровна перестала не только кричать, но даже стонать, хотя у нее в ноге был большой кухонный нож. И в этот момент тишина прекратилась.

– Убей его, он нам больше не нужен!

За диким криком Обуховой тут же раздался чудовищный удар в дверь. Как будто били не руками или ногами, а каким-то осадным орудием. Дверь чуть не сошла с петель и по инерции ударила меня в висок. Это было даже больнее удушения. Еще один такой удар, и меня больше не надо будет убивать. Пересилив желание взяться двумя руками за ушибленную голову, которая безумно ныла, я схватил ключи и поднялся к замку. Тут же прошел еще один удар, связка чуть не выпала у меня из рук, а вместо удара по голове дверь