выменять.
Дикари сразу разгадали намерения белых людей. Начали хватать моряков за руки, чуть не отобрали вахтенный журнал, куда белый вождь заносил «магические знаки».
Наступал вечер. Багровое усталое солнце садилось за горизонт. Зловещие блики метались по волнам.
Тонгайцы начали разжигать костры, и тогда Блай решил прорываться. Капитан приказал, не привлекая внимания излишней спешкой, сохраняя полное спокойствие, грузиться на баркас.
Англичанам преградили дорогу.
– Почему гости не хотят воспользоваться гостеприимством и ночевать на берегу острова? – с хитрой улыбкой спросил Макакавау.
– Я привык спать в лодке, – сказал Блай. – Утром вернусь, и мы продолжим торговлю.
– Тогда мы вас убьём!
Капитан снова применил тактику террористов: схватил вождя за руку и держал возле его горла саблю, пока остальные грузились в баркас.
На этот раз вождю удалось вырваться, поднялся оглушительный шум от ударов камней друг о друга, и дикари, испуская вопли, пошли в атаку.
Под градом камней Блай, размахивая саблей, побежал. Фрайер отбивал атаку на баркас. Стрелы впивались в борт.
– Освободите кто-нибудь цепь! – крикнул Блай.
Старшина Нортон, рискуя жизнью, бросился к камню, за который цепью был привязан баркас. Взобравшиеся на борт хватали вёсла.
Нортон совершил геройский поступок, пожертвовал жизнью ради спасения товарищей. Камень, пущенный из пращи, размозжил ему голову. Старшина упал и был добит копьями, но главное он сделал: баркас свободно качался на волнах; под градом камней и стрел начал отходить от берега.
Нападающие бросились к пирогам. Началось преследование. Лёгкая пирога настигала баркас.
Блай крикнул, чтобы стягивали с себя одежду и бросали в море. Пока тонгайцы подбирали трофеи, англичане вырвались вперёд и поймали спасительный ветер.
– Поднять парус!
В сумерках баркас уходил от погони.
Доктор Ледуорд перевязал раненых. У канонира Пековера и плотника Перселла были сильно рассечены головы, гардемарин Тинклер ранен стрелою в ногу. Остальные отделались ушибами.
– Ледуорд, через сколько должен подействовать яд, если стрела была отравлена? – хладнокровно спросил юноша у врача.
– На ваше счастье островитяне, видимо, не знают яда, иначе ваш почерневший труп мы бы уже скинули за борт.
По старшине Нортону хором прочитали заупокойную молитву, потом благодарственный молебен счастливому избавлению. Каждый отдавал должное присутствию духа у Блая, что очень помогло милосердию Божьему.
Всю ночь шли под парусом на северо-восток. Утром, в открытом море, состоялся совет. Учитывая исключительно тяжёлые обстоятельства, Блай пошёл против обычных правил английского флота и выслушал всех, кто пожелал сказать: как быть дальше?
– Сомневаюсь, что на Тонгатабу нам окажут более тёплый приём… – сказал Перселл.
– Может, попробовать вернуться на Таити? – предложил Фрайер.
– Сколько миль до ближайших колоний в Новой Голландии? – спросил Хейворд.
Выслушав все мнения, капитан погрузился в размышления и расчёты. Когда солнце было уже высоко и начинало припекать, Блай объявил о своём решении:
– У нас нет оружия и мы целиком во власти туземцев. Нападение может повториться на любом другом острове. Выменять провиант нам не на что, отнять его силой мы не можем, поэтому нам остаются только наши припасы. Их мало, но не лучше ли довольствоваться ими, чем каждый раз рисковать жизнью?
Вернуться на Таити под встречным ветром с таким парусом невозможно. Нам остаётся один путь – на запад. Я слышал, что несколько лет назад Адмиралтейство послало к берегам Новой Голландии экспедицию с транспортами каторжников, чтобы основать там колонию29, но не знаю, насколько это предприятие увенчалось успехом. Единственное место, где можно рассчитывать на помощь и место на корабле для возвращения в Европу – это голландские поселения на острове Тимор в Ост-Индии.
– Около четырёх тысяч миль! – в отчаянии воскликнул Хейворд.
– Я не хочу скрывать от вас всю тяжесть нашего положения, но другого пути у нас нет. Такое плавание займёт месяца два. Нам предстоит бороться с несколькими противниками сразу: дикарями, морской стихией, с голодом и жаждой. Унция галет и один джилл воды на человека в день – это всё, что мы можем себе позволить. И то воды хватит только на две недели, вся надежда на дожди. У меня нет морских карт той части Тихого океана, но я берусь довести вас до Тимора при одном условии: пусть каждый ответит мне, согласен ли он терпеть жестокие лишения и выполнять любые мои приказы, какими бы они не были?
– Да, клянусь, – ответил каждый по очереди.
– Скажу вам сразу, – продолжал капитан, – у нас мало шансов добраться до Ост-Индии, но если мы забудем все наши взаимные обиды и пожертвуем личными счётами ради общего спасения, шансы увеличатся.
– Мы согласны, сэр.
– Тверды ли вы в своём намерении?
Все повторили, что готовы положиться на ветры, течения, знания и волю капитана.
– Переложите руль, мистер Фрайер. Курс ост-норд-ост.
Испытывая прилив мужественного духа и уверенности в собственные силы, исходящие от железного капитана, англичане повеселели. Баркас под парусом шёл на запад.
К вечеру погода начала портиться. Море заволновалось, усилилась качка. Баркас терял скорость в ложбинах, а на гребнях всё более вздымающихся волн грозил опрокинуться. Волны хлестали через борт. Чтобы уберечь продовольствие, Блай распорядился непрерывно вычерпывать воду.
Было очевидно, что следует облегчить баркас, иначе при более крупной волне он неминуемо пойдёт ко дну. Утром Блай сделал ревизию имуществу и велел выбросить за борт запасной парус, бухту каната и всю лишнюю одежду. Бедняга Нортон второй раз своей смертью спасал товарищей: он был самым рослым и тучным в команде.
Путь англичан лежал через архипелаг Фиджи. Ветер крепчал, надвигался настоящий шторм. Солнце исчезло, не дойдя до моря. Поглотив его, по небу поднималась косматая туча. Края её вскипали алой пеной, чёрное дымное брюхо отсвечивало жёлтым. Вдруг ломаная молния распорола её надвое, а следом провалился густой и тяжёлый гром.
Над баркасом словно разверзлось небо, и оттуда хлынул поток воды. На минуту стало совсем темно, а потом небо, как огненная скатерть, стало ослепительно вспыхивать. Свет и мрак сменялись с такой быстротой, а удары грома следовали один за другим, что, казалось, лодка попала в центр гигантского сражения, в котором схлестнулись владыки океана и неба.
Волны вздымались всё выше. Баркас, вознесённый ими на немыслимую высоту, на секунду замирал, а потом с нарастающей огромной скоростью под углом 50-60° низвергался в бездну водяной ямы. Каждый следующий ужас такого полёта англичане считали последним в своей жизни, перегруженный баркас мог перевернуться в любой миг или не дотянуть вовремя до вершины следующего вала, и тогда тонны воды обрушатся сверху.
Все без исключения непрерывно вычерпывали воду, сам Блай, подавая пример выдержки, сидел на руле. Малейшая оплошность капитана в управлении тоже привела бы к гибели.
Через несколько часов буря стихла, но дождь продолжал хлестать струями. Утром 4 мая насквозь промокшие и окоченевшие моряки подкрепились ромом и полусгнившими плодами хлебного дерева.
К полудню взошло солнце, согрело измученных людей, высушило одежду и стало нестерпимо жечь. Ночью страдали от холода, днём от жары.
Острова Фиджи ещё толком никто не исследовал, но, по словам Кука, населены они самыми
