Жаклин прикусила губу до крови, и соленая капля попала ей на язык.
— Я остановился и попытался помочь ему, но его ранили в ногу. Рана была настолько серьезная, что он не мог бежать. «Спасайтесь! — крикнул он. — Один из нас должен выжить». Хотя это противоречило моему кодексу чести, я решил, что будет лучше, если моя жизнь продлится и его труд не пропадет зря. «Да поможет тебе Бог, друг мой!» — Попрощавшись, я бросился бежать столь быстро, что сам дьявол не смог бы меня догнать. После этого…
— Неужели вы оставили его там? — перебила Жаклин. Больше она не могла сдерживаться. — Вы бросили его одного на снегу, истекающего кровью, неспособного спастись от приближающейся стражи!
— Я все равно ничем не мог помочь, — нехотя ответил Франсуа-Луи.
— Вы могли вступить в бой с гвардейцами и попытаться отнять у них оружие или взять одного из гвардейцев в заложники! — выкрикнула Жаклин голосом, дрожащим от гнева. — Все что угодно, но только не оставлять его там.
— Мадам, — перебил Франсуа-Луи, заметно встревоженный ее настойчивостью, — вы говорите о вещах, в которых ничего не смыслите. Помните, что произошло, когда вы сами попытались сразиться с национальными гвардейцами, пришедшими арестовать Антуана? Брата вы не спасли, а вас приговорили к казни.
— Но я хотя бы попыталась помочь ему, — парировала Жаклин, — а не стояла и не смотрела на этих убийц.
— Джеклин, дорогая, думаю ты воспринимаешь все чересчур трагически. — Леди Харрингтон, подойдя к Жаклин, взяла ее за руку. — Пойдем наверх. Маркиз проведет ночь в нашем доме, и вы поговорите с ним завтра, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Извините нас, мы всем желаем спокойной ночи.
Жаклин не смогла пересилить себя и посмотреть в сторону Франсуа-Луи. Она позволила довести себя до спальни и уложить в кровать. В глубине души ей хотелось только одного — чтобы произошло чудо и Арман остался жив.
Глава 11
Тихий; непрекращающийся женский плач нарушал тишину внутреннего помещения тюрьмы Ла- Форс. Арман не пытался спастись от назойливого звука, как делал это в первые дни своего пребывания в заключении, — напротив, он заставлял себя слушать этот плач, чтобы усилить бурлившую в нем ярость. Медленно отжимаясь от пола, он заставлял себя повторять упражнение снова и снова. Мышцы груди и плеч уже начали болеть, но Арман закончил упражнения, только когда руки начали дрожать от слишком большой нагрузки. Упав на грязный, холодный пол, он перевернулся на спину, стараясь как можно больше расслабить руки, а через минуту уже стоял.
разминая мышцы спины и шеи. Он дышал медленно и ровно, и воздух в камере уже не казался ему таким зловонным и спертым, как в первые дни.
Закончив упражнения, Арман подошел к стене, на которой была нанесена двадцать одна черточка — по числу дней, проведенных им в заключении. Подняв острый осколок камня, он старательно вывел еще одну, двадцать вторую, черточку, после чего лег на кровать и попытался вызвать в своем воображении хоть что- то приятное. Однако разум отказывал ему в этом: даже образ Анжелики не хотел посетить его измученное сознание.
Ему ужасно хотелось выпить. Арман не привык жалеть себя, но сейчас пара бутылок хорошего вина оказалась бы как нельзя кстати. Он начал думать о Жаклин и о том, как скучает по ней, но отчего-то все эти сентиментальные мысли показались ему вдруг такими странными, что он засмеялся. Это был хриплый, отчаянный смех, который эхом разнесся под каменными сводами тюрьмы. Наверное, он начинает терять разум.
Скоро он умрет. Конечно, Сидни и его люди будут пытаться спасти его, но так как он никому не сообщил о цели своей поездки, то теперь никто не сможет вычислить, где его искать. В тюрьме его зарегистрировали как гражданина Мишеля Беланже — имя, которое никто из его людей не знал. Сидни будет ждать неделю, а потом, в соответствии с приказом, вернется в Англию, где попытается выяснить, за кем отправился Арман. Одна Жаклин могла бы просветить его, однако у Сидни нет никаких оснований обращаться к ней с вопросами.
Интересно, добрался ли до Англии ее драгоценный маркиз? Скорее всего да, потому что Бурдон обещал не чинить ему препятствий. Правда, надо было еще найти корабль, который перевезет маркиза через пролив, но это не являлось невыполнимой задачей.
Как встретит Жаклин своего жениха после долгой разлуки? Армана мучила ревность. Вряд ли она заплачет при встрече. Он не видел слез в ее глазах даже в момент чтения приговора, она не плакала, когда узнала о смерти Антуана и когда, поя на борту «Анжелики», прощалась с родиной. Арман чувствовал, что Жаклин пережила слишком много боли, ненависти и смертей, чтобы позволить себе проявить слабость в присутствии других людей.
Но ведь она согласилась отдаться ему. Может быть, просто решила попробовать с ним то, что де Бирс будет дарить ей каждый день? Если, конечно, у этого осла хватит мозгов и мужской силы, чтобы оценить, какой чувственный цветок ему достался.
При мысли о том, что Жаклин окажется в объятиях другого, Арман не сдержался и застонал, его кулаки судорожно сжались. Жаклин никогда не узнает о том, как освободился ее жених, с горечью подумал он. Де Бире расскажет ей о своем героизме и отваге, а у нее не будет никаких причин не верить ему. Возможно, она немного огорчится, узнав, что спаситель ее жениха не вернулся. Может быть, ей даже станет стыдно, но это ненадолго — революция научила мадемуазель де Ламбер справляться с тяжкими утратами. Интересно, вышла она замуж или нет? Может быть, она уже мадам де Бире — а ведь у нее нет причин откладывать свадьбу. По этому случаю она будет вынуждена сменить черное платье на какое-нибудь другое. Если бы он выбирал для нее наряд, то это было бы платье из сверкающего темно-серого шелка со стразами из серебра, которые отлично подошли бы к цвету ее глаз. Он украсил бы ее шею роскошным ожерельем из бриллиантов, потому что только самые дорогие камни способны соперничать с красотой ее кожи. А когда они останутся одни, он, вытащив все шпильки из ее волос, гладил бы их медовые волны и вдыхал их аромат.
Стон отчаяния и гнева вырвался из груди Армана, когда он прижал ладони к глазам, пытаясь прогнать от себя сладостное видение. А вдруг во время их занятий любовью они зачали ребенка? Вероятность этого была мала, но все же… Мысль о том, что Жаклин могла родить ребенка от него, сначала не показалась ему неприятной; однако, когда он подумал, что подарил отпрыска маркизу де Бире, волна ярости вновь накатила на него. Этот человек был слаб, эгоистичен и труслив — какой отец может получиться из него? Но ведь и он сам не был хорошим мужем и отцом и не смог защитить семью, когда она в этом нуждалась. Он потерял дочь и жену, потерял свою мать, а теперь, если по какому-то капризу судьбы у Жаклин родится ребенок от него, он потеряет и этого ребенка, так как его вырастит изнеженный трус, больше всего пекущийся о чистоте своего камзола.
Размышления Армана нарушили громкие голоса, один из которых был очень хорошо знаком ему. Его лицо расплылось в невольной улыбке — Никола Бурдон наконец-то решил нанести ему визит. Похоже, день не будет слишком уж скучным.
Когда в замке заскрипел ключ, Арман поднялся с кровати, чтобы встретить своего гостя стоя.
— Инспектор Бурдон, какая радость видеть вас в моем скромном пристанище! — промолвил он, склоняясь в легком поклоне. — Надеюсь, вы простите мне мой внешний вид — здешний персонал не слишком озабочен соблюдением чистоты.
— Оставьте нас, — бросил Никола тюремщику, который вошел в камеру вместе с ним.
— Не хотите ли присесть? — Арман широким жестом указал на грубый деревянный стул.
— Это ни к чему, — ответил Никола ледяным тоном.
— Тогда, надеюсь, вы не будете возражать, если я сяду? — Усевшись на стул, Арман вытянул вперед свои длинные ноги и лениво скрестил руки на груди. — Итак, гражданин инспектор, чем я обязан столь приятной встрече?
Бурдон нервно усмехнулся: очевидно, он не ожидал такого приема со стороны узника.
— Полагаю, вы устали от той обстановки, в которой находитесь, — начал он не очень уверенно.
— И у вас есть предложения на этот счет? — заинтересованно спросил Арман.
Никола слегка нахмурился, но тут же лицо его вновь приняло любезное выражение.
