в движение, ей кажется, будто она опускается не в вестибюль гостиницы, а прямиком в ад. С предсмертной ясностью она видит в зеркале юную Аделу, прекрасную и вожделенную, мечтающую только об одном: коллекционировать любовников и чувствовать себя еще более прекрасной и вожделенной.
Далее Адела вспоминает о сильном потрясении, избавиться от которого ей не удавалось долгие годы, и внимание ее переключается с юной красотки на мужчину, лица не разобрать из-за крови, растекшейся во внутреннем дворике дома Тельди в Буэнос-Айресе. По счастью, картинки меняются с невероятной скоростью. И вот проносятся сцены банальных встреч, специально подстроенных, чтобы забыть ту кровь. Наконец многочисленные любовные интрижки заслоняются прекрасным телом Карлоса.
Лифт останавливается, и дверь отъезжает в сторону.
– Ну наконец-то, давно пора, – говорит Тельди и принимается собирать вещи: галстук, туфли. – Куда это левый запропастился? Здесь так мало места, мы чуть не изжарились, а теперь ботинок пропал.
Адела наклоняется и совсем уже было поднимает туфлю, чтобы отдать мужу без лишних комментариев, как вдруг под воздействием безрассудного порыва, словно желая любым жестом поставить точку в конце открытия, которое она совершила в течение последних пятнадцати минут, застывает в услужливой позе, смотрит снизу вверх на Тельди и предлагает:
– Давай я тебе помогу, Эрнесто.
И, стоя на коленях, старательно надевает ему на ногу ботинок.
– Что ты делаешь, Адела, с ума сошла?
Но Адела не сошла с ума, просто она хочет снова вдохнуть запах старческой плоти, опуститься на дно полной безнадежности и тем самым закрепить в памяти понятое в лифте, чтобы в водовороте повседневных дел ни в коем случае не забыть. «Старость вторгается на любые территории, – мысленно повторяет Адела. – Она нагрянет, когда у меня кончатся силы, я не смогу от нее убежать, да и будет ли ради чего бежать, потому что жизнь станет слишком коротка для перемен. Не найдется ни куда бежать, ни зачем, ни с кем». Нога Эрнесто опухла, пятка не влезает в ботинок, задник загибается.
– Ну хватит, прекрати, какого черта ты это делаешь, не понимаю. Давай поднимайся, – говорит Тельди и, увидев ее лицо, добавляет: – Выглядишь ты неважно, Адела, тебе надо переодеться, и мне тоже,
– Да, – отвечает она, – только я на этот раз поднимусь пешком.
Адела идет к лестнице без оглядки и не знает, остался муж в лифте и возвращается на нем в номер или делает что-то другое, она лишь знает, что в ее распоряжении три этажа и ей надо еще раз подумать о Карлосе и о своем открытии. «Поздно отменять ужин в «Лас-Лилас», – решает она, – придется несколько дней прожить как обычно, но после банкета – адьос, Тельди!» Адела не устает. Адела взлетает на третий этаж, как юная девчонка, ибо только что дала клятву увлечься, поглупеть, свихнуться… короче, полностью отдаться во власть любви.
Часть четвертая
ИГРА
– В этом происшествии, – сказал отец Браун, – сыграло роль неприятное и трудно доступное пониманию искажение, не поддающееся описанию по законам прямых лучей небесных либо инфернальных (не магических). Как по следу улитки можно увидеть ее извилистый путь, точно так же распознаю я кривую поступь человека.
Этот фокус проделывают с помощью зеркальных отражений, не правда ли?
1
ПРИЕЗД В ДОМ «ЛАС-ЛИЛАС»
Дом, в котором должна вот-вот произойти внезапная смерть, внешне ничем не отличается от безобидных строений. Говорят, что ступени деревянных лестниц в таком доме скрипят под ногами, издавая звуки, похожие на карканье ворона, а стены молчат в печальном ожидании неотвратимого несчастья, но это все выдумки. Неправда и то, что огромная морозильная камера «Вестингауз», которая навсегда захлопывает дверь за спиной вошедшего, за несколько часов до этого начинает ласково урчать, как кот, заманивая беспечного человека. Такие разговоры – сплошная ложь, и тем не менее на жестком коврике перед входом в дом «Лас-Лилас» у всех на виду расположилась гигантская кукарача. Это насекомое производит весьма неприятное впечатление, да к тому же обладает хорошо развитым чувством локтя. Очень часто, когда одна особь заканчивает жизнь под чьим-нибудь ботинком, на ее месте неизвестно откуда появляется абсолютно идентичный экземпляр – жирный, гладкий и блестящий, и его постигает аналогичная судьба. Именно так и произошло тем утром с кукарачей, а точнее, с целым семейством кукарач, которые со стоическим упорством ползли к двери дома «Лас-Ли-лас» навстречу прибывающим гостям.
Если нашествие тараканов, вызывающе шевелящих длинными усами, можно расценить как знамение, то его, без всякого сомнения, заметили все. И естественно, каждый поступил так, как всегда делают, когда на пути попадается кукарача, – раздавил ногой.
Эрнесто и Адела Тельди, приехав раньше других и увидев несимпатичных насекомых, воспользовались предлогом, чтобы обменяться несколькими словами, впервые после многочасового молчания. Они не разговаривали на протяжении всего полета из Мадрида и произнесли лишь пару дежурных фраз по дороге из аэропорта в Коин, где находился «Лас-Лилас», дом старинной постройки; стены по большей части увиты глицинией, которую невежды обычно путают с сиренью, давшей на звание этому месту.
– Я тебя предупреждал, твои сторожа – сплошное недоразумение, – проворчал Эрнесто Тельди. – Просто неслыханно, чтобы кукарачи ползали вокруг дома, кто знает, что нас ожидает внутри.
Он вставил ключ в замочную скважину и посмотрел по сторонам. Сад казался достаточно ухоженным: голубые гортензии цвели справа и слева от двери, другие цветы тоже радовали взгляд; с газона граблями были аккуратно убраны опавшие листья, если не считать тех, с которыми играл ветер. В глубине сада виднелся небольшой водоем с фонтанчиком и лилиями, а за ним – живая изгородь из плотно посаженных кустов самшита.
– По крайней мере садовник знает свое дело, – прокомментировал обзор Тельди, – зато сторожа, ты их наняла, оба лентяи: что муж, что жена, даже не удосужились появиться, чтобы дверь отпереть. Хотел бы я знать, где их черти носят, – Он повернул дверную ручку.
И наступил на кукарачу; из-под ботинка раздался хруст раздавленного панциря, и хозяин «Лас-Лилас», чертыхнувшись, вытер о коврик прилипшие к подошве останки. Не успели супруги переступить порог, как пришлось столкнуться с новым досадным обстоятельством: чрезвычайно взволнованные сторожа сообщили,
