Лишь один из них, до тех пор стоявший в тени, сдержался и отошел назад. Гордый красавец Диего был моложе своих сотоварищей на несколько лет. Благодаря непревзойденной набожности и благочестию он стал главным инквизитором Каталонии, уступая в Испании лишь самому Торквемаде, ужасному и всемогущему. Он молча созерцал демонстрацию непокорности, глядя, как судьи один за другим подпадали под чары ведьмы, превращаясь в одурманенных, потерявших головы обожателей, а она издевалась над ними, бросая им в лицо непристойности и обвинения в ханжестве и лицемерии. В конце концов они полностью выдохлись и обессилели, а она так и не покаялась в своих грехах.
Разгневанный Диего обругал их.
– Вы не исполнили свой долг. Я вижу, мне придется взять это дело в свои руки. Оставьте нас. Я сломлю ее волю и вырву у этой ведьмы признание, которого вы, шуты гороховые, не смогли добиться.
Когда они собрали свои разбросанные одежды и вышли пристыженные, Диего обошел вокруг колдуньи, смотря на нее суровым, осуждающим взглядом.
– Не надейся, что я окажусь для тебя легкой добычей, – заявил он ей. – На меня твои чары не действуют.
Она стояла на коленях, совершенно голая, ее сочная плоть соблазнительно светилась в отблесках жаровни. Она подняла на него взгляд и вдруг отметила, что в этом мужчине есть что-то естественное, натуральное – привлекательность и уязвимость, которые она могла бы использовать. У нее появилось странное ощущение, что за этой гнусной инквизицией стояло гораздо большее – главной ее целью было свести их вместе – так было предопределено на небесах.
– Ты уверен в этом? – насмешливо спросила она. Ее самоуверенность взбесила его. Но в то же время он почувствовал какое-то странное, дотоле неведомое ему волнение, несвойственное его набожной натуре. Нечто заставившее его содрогнуться от страха и укрепившее его решимость изгнать дьявола из этой вызывающей жалость женщины. Он странным образом ощутил, что это было его личной миссией, и сам он оказался здесь не по своей воле, а чтобы подвергнуться какому-то испытанию.
Он вызвал стражников и приказал им приковать ее цепями к тяжелому деревянному стулу, раздвинув ноги и прикрыв плечи, оставив доступ к промежности, а руки связать вместе ремнями за спинкой стула, так что грудь вздымалась, представляя собой великолепное зрелище. Затем он взял короткую плетку, очень похожую на охотничий хлыст, отпустил стражников и встал перед ней, злобно похлопывая хлыстом по ладони.
– Может, ты и колдунья, – заявил он, – но очень скоро ты узнаешь, что моя сила превосходит твою. Я здесь хозяин. Рано или поздно, но ты подчинишься мне и сознаешься в своих преступлениях. А вообще-то можешь сделать это прямо сейчас.
– Но если я ведьма, – бросила она вызывающе, – ты не властен надо мной.
– Посмотрим.
– Ты собираешься выбить из меня это? – спросила она его, усмехаясь.
– Я поступлю гораздо хуже.
Она собрала свою волю в кулак, чтобы выстоять, к каким бы мерам он ни прибегнул. Но он оказался гораздо искуснее именно в этом способе принуждения, чем она могла предположить. Он провел хлыстом по ее щеке, вдоль шеи, вокруг пышной груди, очертил круг вокруг пупка и с разочаровывающей деликатностью добрался до промежности. Нашел ее щель и принялся дразнить ее мягкими тычками и прикосновениями кожаного хлыста, неотрывно наблюдая, как ее дыхание становится глубже, глаза закрываются, а губы расслабляются. Он нежно ласкал ее, несмотря на мрачность помещения и инструмент жестоких пыток в его руках. Он безжалостно возбуждал ее, и она заводилась с такой легкостью – она, которая сама привыкла распалять других, – что казалось, подчинялась какой-то внеземной, космической неизбежности. Его взгляд обжигал ее. Выставленная перед ним с такой вульгарной откровенностью, как никогда беспомощная, она крутилась на сиденье, пытаясь освободиться от пут, ее тело ритмично вздымалось и металось, пока он, поигрывая, легкими ударами хлыста возбуждал ее. Теперь она стонала от сладкой боли.
Она почувствовала, что находится на грани оргазма, какого она никогда не достигала ни с одним мужчиной. Это чудо наполнило ее ликованием. Однако в момент, когда она ощутила приступ восхитительной дрожи, он убрал хлыст, оставив ее в подвешенном состоянии, в безысходности.
Ее глаза открылись, и, подавленная, безжалостно брошенная, она поняла его гнусный замысел.
– Ты просто дьявол! – бросила она ему.
Он не произнес ни слова, ответив лишь сардонической ухмылкой. А когда она слегка остыла, он заменил мягкий хлыст на тонкий кончик его рукоятки. Теперь он забавлялся с ее пульсирующим клитором. Она попыталась было отодвинуться, но цепи не позволили ей сделать это. Затем он скорчился рядом с ней и ухватил губами ее сосок. Он принялся ласкать его, слегка прихватывая зубами, отчего тот набух и затвердел, а его пальцы тем временем скользнули в ее потаенную расщелину и начали беспардонно копошиться во влажной плоти, пока хлыст продолжал тиранить ее. Вся ее страстность бурно рвалась наружу, непривычная подчиняться чьей-то воле, оказавшейся сильнее ее собственной, стремясь излиться прямо в его руку. А тем временем его пальцы неумолимо нашли ее клитор, заставив ее выгнуться и прижаться к нему, пока все ее тело взывало о пощаде.
И снова, в тот самый момент, когда она почувствовала начало благословенного оргазма, он отодвинулся, лишив ее облегчающего удовлетворения. Почти агонизируя, она с воплем откинулась назад, удерживаемая своими путами.
Он приблизил губы к ее уху.
– Признай свое преступление, – прорычал он. – Скажи мне, что ты ведьма, и я дам тебе, чего ты так страстно жаждешь.
Она собралась с духом и взглянула на него с уничтожающим спокойствием.
– Ведьма я или нет, это ты сам скоро узнаешь.
Это окончательно вывело его из себя. Выждав мгновение, он выпалил:
– Что ж, очень хорошо.
И все повторилось сначала.
