– Эх, жаль, что твоя матушка не видит этой восточной сказки… – вздохнул Петр Евгеньевич, обращаясь к дочери.
– Ваша супруга недавно оставила этот мир? – спросил Фарид и, не дожидаясь ответа, вежливо склонил голову. – Соболезную…
– Нет, мать Златы умерла, давая ей жизнь, – печально пояснил Алимов. – Но я часто о ней вспоминаю.
– На все воля Аллаха, – поднял глаза к небу Буджибба.
– На все, – согласился Алимов. Фарид сверкнул белозубой улыбкой:
– Готовы ли вы к посещению восточного базара, мадемуазель?
– Готова! – решительно заявила Злата.
– Тогда прошу следовать за мной, – поклонился Буджибба гостям из далекой северной России. – Вы не будете разочарованы!
Нет, Злата не только не была разочарована, она просто задыхалась от восторга – девушка раньше и представить не могла, какое же это чудо из чудес – восточный базар!
Фарид с удовольствием рассказывал о том, что дамасский базар практически не имеет себе равных, ему около пяти тысяч лет, и представить город без базара невозможно, город без базара просто перестанет существовать. Злата с головой окунулась в самую настоящую сказку, о которой даже и не мечтала, настолько она оказалась волшебной и вместе с тем настоящей.
Базар действительно был сердцем Дамаска. Он представлял собою сплетение узких крытых улочек с выходящими на них лавками, и невозможно было определить, где заканчивается один дом и начинается другой. Фарид ловко лавировал в толпе, ведя за собой ошеломленных русских, и, оборачиваясь, сыпал пояснениями, самодовольно улыбался, глядя на их потрясенные лица. Цепляясь за руку отца и слушая безупречный французский Фарида, девушка словно открывала великолепную книгу, с каждым шагом будто читая строку, с каждым поворотом переворачивая невидимую страницу с арабской вязью. Вскоре хоровод улиц закружил ее, и теперь невозможно было понять, где дом торговца, а где – лавка. Одни – богатые и просторные, другие – неухоженные, спрятанные в полутьме, но именно в таких вот неопрятных лавчонках, объяснил Фарид, можно иногда найти уникальные вещи, которые больше нигде не купишь.
– Потом будешь подружкам рассказывать: «Это я купила на базаре в Дамаске!» – смеялся Петр Евгеньевич, когда Злата с восторгом перебирала украшения или касалась пиалы из тончайшего фарфора, впрочем, пока ничего не покупая.
Одуряюще пахло пряностями и сладостями, и от этого неповторимого запаха слегка кружилась голова. А еще вокруг было много людей, очень много, они громко спорили, торговались, нахваливали товар, пили кофе с кориандром, курили кальяны. Оборванные дети выпрашивали подачку – бакшиш. Под пестрыми полотняными навесами разгорались нешуточные словесные баталии. Фарид, усмехаясь, переводил. Например, два торговца ссорились из-за состоятельного покупателя, толстого араба, у которого на лице было написано, что он не прочь потратить монеты, позвякивавшие в кошельке.
– Ты, сын ишака, как ты можешь обманывать этого достойного господина! – кричал один торговец другому. – О господин, не слушайте его! Он хочет вас обмануть, поверьте, вот это ожерелье сделал мой отец, знаменитый на весь Димашк мастер! Лучшего подарка для своей любимой супруги вы не найдете!
– Господин, он вам нагло лжет! – не сдавался конкурент. – Как ты можешь лгать покупателю, Ибрагим? Как тебе не совестно? Ты хочешь продать ожерелье, которое сделал твой блудливый отец после трех кальянов с гашишем?
Покупатель стоял, слушал спор и забавлялся: он выбирал, а когда выберет, то начнет торг – тоже особое искусство и удовольствие. Впрочем, как рассказал Фарид, иногда спор заканчивается плохо: не сошедшиеся во мнениях торговцы или лавочник с покупателем расходятся, заплевав друг друга, а порой даже хватаются за оружие. С кинжалами на поясе здесь ходили, кажется, абсолютно все мужчины: от мальчика до столетнего старца.
– Да, народ здесь горячий, – усмехнулся Алимов. – Но, конечно, и у нас в России случается, что мужики подерутся.
Впечатления переполняли Злату, но она с прежним восторгом готова была бродить по узким улочкам до бесконечности. Однако Петр Евгеньевич утомился, а Тимофей выглядел просто ошалевшим и даже запуганным, и посему решили вернуться в гостиницу. Злата почти ничего не купила себе, успеется еще, на сегодня достаточно – теперь базарная суета ей всю ночь будет сниться!
Неутомимый услужливый Буджибба еще и успевал вести со Златой светскую беседу:
– Здесь, на Востоке, – рассказывал он, – все имена имеют значение. Вот ваша фамилия звучит по- арабски как «мудрец». А что означает ваше имя?
– О, если перевести… Даже не знаю… «Золото», наверное, – предположила девушка.
Буджибба внезапно сменил тему и принялся заново расписывать богатства базара.
«Странный какой-то… – подумала Злата. – То светские беседы ведет, то вдруг начинает изображать добросовестного проводника».
Фарид довел их до места, где базар плавно переходил в обычную улицу, и спросил, нужно ли проводить до гостиницы. Петр Евгеньевич отказался: идти недалеко. Буджибба снова поклонился, сверкнул улыбкой и, уговорившись с Алимовым о времени следующей встречи, удалился.
– Приятный воспитанный человек, – сделал вывод Петр Евгеньевич, когда переводчик скрылся в одной из улиц. – Не зря его мне рекомендовали.
Злата с отцом медленно пошли по улице, Тимофей плелся за ними, что-то бормоча себе под нос. Камердинер явно не одобрял сумасшедших хозяев, завезших его в дикую страну, где полно мошенников и безумцев, без всякого повода хватающихся за ножи.
Злата молча улыбалась: впечатлений было столько, что не осталось сил о них говорить. Может быть, вечером, за ужином, или завтра. Ей казалось, что она идет домой с руками, полными покупок. Что за приобретения она вынесла из сегодняшней прогулки по сердцу Дамаска? Она и сама пока не знала. Вот придет домой, вспомнит все, подумает и тогда, может быть, станет ясно…
