— Там сюрприз. Приходи, Кэрли. Я приготовил его специально для тебя. Обещаю, ты останешься довольна.
Она призналась себе, что заинтригована.
— Хорошо, через двадцать минут. Он усмехнулся и пожал ей руку:
— Не заставляй меня ждать.
Кэрли рассеянно кивнула. Взгляд ее устремился в сторону дороги, ведущей на ранчо, к только что подъехавшей карете. Девушка тихо ахнула, увидев статного Рамона с двумя пожилыми женщинами, очевидно, матерью и теткой.
Кэрли не сразу удалось сдвинуться с места. Воспоминания о времени, проведенном в горах, нахлынули на нее так живо, словно она не уезжала оттуда. Девушка ощущала губы Рамона, его поцелуй, руки… Господи, эти прекрасные длинные смуглые пальцы… Они ласкали ее грудь и заставляли твердеть соски. Кэрли с трудом перевела дыхание — Рамон остановился перед ней:
— Сеньорита Мак-Коннелл. Рад вас видеть.
Он был в черных облегающих calzoneras[44] с серебристыми жемчужинами по бокам. Короткая черная куртка обтягивала его широкие плечи, ее узкие лацканы были расшиты серебряными нитями.
— Кажется, вы не знакомы с моей матерью и тетей.
Из-за них он говорил с Кэрли по-испански, приветливо улыбаясь, но не сводя с нее напряженного взгляда, в котором она прочитала: Ты выполнила обещание. Не нарушила слова.
Кэрли облизнула губы. Внезапно во рту так пересохло, что она едва могла говорить.
— Да, мы не встречались. Добрый вечер, сеньоры. Рада познакомиться с вами.
Его мать, полная невысокая женщина в темно-фиолетовом платье, с черным кружевным платком на голове и плечах, кивнула.
Тетка, более высокая и худая, проницательно посмотрела на девушку:
— Я тоже рада познакомиться с вами, сеньорита Мак-Коннелл. — Оглядев Кэрли с головы до пят, она быстро посмотрела на Рамона. — Теперь я вспомнила, что видела вас с племянником в день скачек.
Кэрли приветливо улыбнулась:
— Да, дон Рамон вел себя тогда очень галантно.
Ее сердце билось так сильно, что она боялась поднять глаза на испанца.
Между тем тетка внимательно наблюдала за Кэрли. Внезапно повернувшись к музыкантам, она сказала:
— Послушай, Анна, прекрасная музыка, верно? — и улыбнулась Кэрли: — Мой племянник — превосходный танцор, как и его покойный отец Диего. Рамон, покажи сеньорите, как испанцы танцуют вальс.
Он нахмурился:
— Не думаю, что это понравится дяде сеньориты.
— По-моему, прекрасная мысль, — быстро заметила Кэрли. Нет, она не будет держать Рамона на расстоянии, даже рискуя вызвать гнев дяди.
Рамон изумленно поднял брови, а потом на лице его заиграла та самая обворожительная улыбка, которую Кэрли так старалась забыть. Ее ладони увлажнились. Может, ей действительно не стоит танцевать с Рамоном?
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Для меня нет большего удовольствия, сеньорита Мак-Коннелл.
Оставив пожилых женщин, они направились к площадке для танцев. Когда Рамон повернул Кэрли лицом к себе и положил руку ей на талию, девушке показалось, что его пальцы обжигают кожу даже через платье. Музыка зазвучала громче, и Рамон повел Кэрли так ловко и искусно, словно сидел на своем великолепном жеребце.
Он улыбнулся ей:
— Видите… я все еще жив, хотя и сомневался, что так будет.
Его мускулистые ноги прикасались к ногам Кэрли, повергая ее в трепет. Но испанец невозмутимо улыбался и двигался с безупречной точностью, тщательно сохраняя дистанцию между ними.
Эль Дракон посмеялся бы над такими изысканными манерами.
Слегка разочарованная Кэрли не могла сдержать улыбку.
— Ты удивлен, что я не сказала дяде? Надеюсь, это не так. По-моему, ты отлично знал, что я не выдам тебя.
Черные брови изогнулись.
— Откуда мне знать?
Кэрли обдало жаром.
— Думаю, у тебя такой большой опыт с женщинами, что ты ясно видишь, действуют ли на них твои чары.
Его грудной смех звучал обворожительно. Приблизившись к Кэрли, он шепнул:
— Значит, мое обаяние заставило тебя дать мне слово, а не мои страстные поцелуи?
Ее щеки зарделись.
— Сегодня ты ведешь себя как джентльмен, — заметила Кэрли, — но джентльмен не станет напоминать такое даме. Возможно, дон Рамон и Испанский Дракон отличаются друг от друга не так сильно, как ты стремишься показать.
Испанец прижал ее к себе чуть сильнее:
— Уверяю тебя, дорогая, во многих отношениях мы абсолютно одинаковы.
О, как хорошо она помнила этот дерзкий взгляд и разливающееся по ее телу тепло! Внезапно музыка смолкла, и Рамон убрал руку с талии Кэрли.
— Надеюсь, ты получила от танца такое же удовольствие, как и я. Теперь придется отвести тебя к твоим друзьям.
— Конечно, — сказала Кэрли, раздраженная его невозмутимостью. — Дядя уже, несомненно, заметил, где я… и Винсент ждет меня.
Она ощутила удовлетворение, увидев, как нахмурился Рамон.
Оставив ее в обществе женщин, он вернулся к матери и тетке, стоявшим возле Монтойя.
Выждав несколько минут, Кэрли извинилась и направилась к конюшне, поскольку обещала Винсенту прийти туда. Заметив, что Рамон танцует с красивой вдовой Монтойя, она ускорила шаг.
Возле большой саманной конюшни было темно, но внутрь через открытые окна проникал лунный свет. К тому же Винсент зажег фонарь в одном из денников. Прохладный ночной ветерок разносил запахи сена и лошадей. В слабом желтом свете было видно, как пыль оседает на утрамбованный земляной пол. Летающие насекомые забились в щели.
— Я боялся, что ты не придешь.
Когда Кэрли приблизилась, Винсент шагнул к ней, взял за руку и потянул к себе. Пряжки на его модных туфлях с тупыми носками блестели, галстук был необычайно элегантен.
— Я не могу оставаться здесь долго, — сказала Кэрли. — Что ты хотел мне показать?
Он отошел на шаг от дощатой перегородки, разделявшей два денника. На ней лежало самое красивое женское седло, какое когда-либо видела Кэрли.
Винсент улыбнулся:
— Ты однажды сказала, что хочешь научиться ездить верхом. В недавнем письме моему отцу твой дядя упомянул, что ты начала брать уроки. Я хочу, чтобы у тебя было хорошее снаряжение.
Она смотрела на седло. Цветочный узор украшал его кожаные крылья. Мягкое сиденье было обтянуто бежевой тканью, расшитой маленькими розочками. Седло точно подходило Кэрли по размеру и было меньше старого, взятого на время у соседей.
— Какое красивое, Винсент! — Кэрли восхищенно провела пальцами по отлично выделанной коже. — Великолепное! — Девушка взглянула на молодого человека и устыдилась того, что плохо думала о нем. Жаль, что она не может относиться к нему так, как хотелось бы дяде. Ее оживление исчезло. — К сожалению, я не могу принять его.
Винсент огорчился:
