Но Рэйчел должна принять происходящее и попытаться как-то устроить свою жизнь. Она не первая и не последняя женщина, оказавшаяся в такой ситуации.
На ней лежит огромная ответственность за ребенка, и она готова взять ее на себя и выдержать все испытания.
Хэнк продолжал молчать, и Рэйчел невольно стала осматривать местность.
Они шли по улице, вдоль которой выстроились крытые черепицей коттеджи, возведенные чуть ли не первыми поселенцами. Садики, окружавшие каждый из них, поражали изобилием звуков и красок. Суетливые пчелы жужжали над чашечками ярких летних цветов, торопясь собрать пыльцу прежде, чем снова начнутся дожди.
В воздухе витали сладкие ароматы, в ярко-голубом небе парили ласточки, и вся окрестность была объята миром и покоем.
– Доброе утро! – поприветствовал их незнакомый прохожий.
Супруги удивленно переглянулись и, улыбнувшись, ответили на его приветствие.
Незаметно они оказались в центре поселка. За прудом, в котором плавали утки, на круглой зеленой лужайке стояла приземистая церквушка, и Рэйчел почувствовала, что от этого строения веет древним спокойствием, надежной защитой и постоянством.
Церквушка стояла здесь веками. Она пережила войны и времена экономического спада, местные и общенациональные бедствия, служа символом прочности и веры, приносящей утешение. Она была свидетелем бессчетного количества крещений, венчаний и похорон. Жизнеспособность маленького храма придала Рэйчел новые силы, и она решила, что начнет приходить сюда и непременно окрестит здесь своего ребенка.
– Давай присядем и поговорим, – тихо сказал Хэнк, указывая на скамейку у пруда.
Рэйчел подошла к скамейке и стала читать надпись, вырезанную на металлической пластине, приделанной к резной спинке:
«В память о Мэри Гринджер. Пусть другие разделят ее радость кормить уток в этом пруду, наслаждаясь покоем и совершенством преходящего мира».
По лицу Рэйчел скользнула улыбка. Может, эта женщина была матерью доктора?
– Это очень мило, – теплым голосом произнесла она.
Но Хэнка, похоже, не трогали эти сантименты. Сжав зубы, он смахивал со скамейки пыль. Его не развеселила даже стайка смешных шумных уток, слетевшихся к берегу.
Рэйчел села, откинулась на спинку скамейки и на мгновение представила себе, как она будет приходить сюда со своим малышом. Они будут покупать какие-нибудь безделушки в магазинчике рядом с почтой, гулять у пруда, кормить уток и приветствовать незнакомцев.
Раньше она была так занята работой, что не замечала этого идиллического уголка, ведущего свою неспешную жизнь совсем неподалеку от ее дома. Атмосфера поселка дарила ей облегчение и смягчала душу.
– Этот ребенок очень важен для меня, – коротко сказал Хэнк, прерывая ее мечтания.
Рэйчел бросила беглый взгляд на его суровый профиль, не в силах понять, к чему он клонит. Ее охватил страх. Неужели он собирается забрать ребенка?
– Для меня тоже! – выпалила она.
– Ты знаешь, какое у меня было детство.
Рэйчел знала это слишком хорошо.
– Да, – смягчаясь, сказала она. – Знаю.
– Тогда ты должна понять, почему я не хочу, чтобы наш ребенок страдал из-за нас, – сурово сказал Хэнк и сверкнул глазами.
Рэйчел заморгала. Что он задумал?
– Он не будет страдать. Все проблемы разрешатся, и ко времени появления малыша между нами установятся надежные дружеские отношения, – быстро проговорила она.
– Я не этого хочу, – отрезал он.
– Ты хочешь, чтобы мы воевали?
Хэнк отвел глаза в сторону и невидящим взглядом уставился на крякающих уток. Его явно что-то мучило. Надежда снова стала закрадываться в ее сердце. Он был так близко и вместе с тем так далеко. Он мог обнять ее своими сильными руками, начать утешать, просить прощения и заставить снова поверить в лучшее. Но расстояние между ними росло и становилось непреодолимым.
– Я хочу, чтобы у нашего ребенка, были оба родителя, – решительно сказал Хэнк.
– Несомненно, они у него будут, – выпалила Рэйчел, не подумав.
– Нет, я имею в виду настоящих родителей, которые бы полностью отдавали себя ребенку.
У Рэйчел перехватило дыхание.
– Ты говоришь о нас с тобой? Ты же знаешь, что это невозможно!
Его чувственный рот упрямо сжался.
– А я думаю, что возможно! – горячо проговорил Хэнк. – Я не хочу, чтобы мой ребенок прошел через тот же ад, что и я когда-то.
От мучительных воспоминаний лицо Хэнка исказилось. Его отец бросил мать, когда она была беременна. Хэнк не знал этого человека и не хотел знать, но всю жизнь ему недоставало отцовской любви.
В его голове роились и другие воспоминания, которые он все эти годы усердно пытался подавить. Он рос молчаливым, замкнутым ребенком, наблюдая, как мама работала с утра до вечера, пытаясь прокормить его и себя. Она старела и превращалась в седую старуху.
Иногда Хэнк просыпался по ночам, услышав ее сдавленные рыдания, и знал, что ничем не может помочь. Ему оставалось только быть хорошим мальчиком, мыть посуду, готовить ужин, не мешать ей и хорошо учиться в школе, чтобы когда-нибудь иметь возможность по-настоящему помогать матери и заботиться о ней.
Ему так хотелось любви, хотелось, чтобы она обняла его, поблагодарила за помощь по хозяйству, похвалила за хорошую учебу... Но ему приходилось сдерживать свои чувства, потому что он видел, что мать все больше и больше превращалась в робота, у которого не оставалось никаких сил и эмоций для сына.
Он чувствовал, что был помехой в жизни матери – нелюбимым, нежеланным. Все, что он слышал от нее, было: «Сядь в углу. Закрой рот. Иди в свою комнату. Подойди, я помогу тебе застегнуться». Его детство было адом.
Потом он встретил Рэйчел.
Внезапно его мысли прервались. Хэнк услышал, что Рэйчел пытается что-то ему втолковать.
– Это совершенно иная ситуация, – мягким голосом говорила она. – Я хорошо зарабатываю, и у меня есть кое-какие сбережения. Ты тоже материально обеспечен.
– Ты не понимаешь! – разочарованно воскликнул он. – И никогда не поймешь, потому что не испытала этого. Я хотел материнской любви и заботы! Здесь дело не в деньгах, а в эмоциональной защищенности, Рэйчел!
– Я позабочусь об этом, – упрямо возразила она.
– Нет, этого будет недостаточно, – настаивал он. – Попытайся понять. Когда моя мать умерла, и мне пришлось кочевать от одной пары приемных родителей к другой, я неустанно мечтал о том, что имели другие дети. Я мечтал иметь родителей, которых бы интересовала моя жизнь, которые помогали бы мне делать уроки, любили и заботились обо мне, пусть даже и ругали иногда. Я знаю, что это, вероятно, далеко от реальности, что тысячи детей растут счастливыми и здоровыми только с одним родителем. Но я не позволю, чтобы мой ребенок так жил, Рэйчел. Ни за что в мире я не хотел бы, чтобы мой ребенок рос в неполной семье.
– Ты сможешь видеть его, когда и сколько захочешь, – заверила она.
– Я не это имею в виду... – Голос Хэнка дрожал.
– Тогда, что ты предлагаешь, Хэнк? – с опаской спросила Рэйчел, глядя на него широко раскрытыми глазами.
Он перевел дыхание.
– Давай начнем сначала. Ты сказала, что хочешь избежать городской грязи и стрессов, чтобы ребенок, рос здоровым.
