– Сайлас решил, что мне надо занять себя работой, – хрипло ответила она. – Я чувствовала, что не совсем готова к этому, но он так уговаривал...
– Вот как. – Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение, словно он ожидал от ее крестного отца такой настойчивости.
– Но я знала, что работы там непочатый край, – объяснила она, пытаясь выступить на защиту Сайласа. – В теленовостях каждый день показывали драматические репортажи. Я не могла ждать. Упаковала вещи матери, даже толком не разобрав их, и уехала.
Теперь-то Джоан понимала, что это было ошибкой. Вконец расстроенные нервы не выдержали нового напряжения, что и толкнуло ее прямо в объятия Бруно, о чем она будет жалеть до конца своей жизни.
Словно догадавшись о ее мыслях, Харви ласково произнес:
– Не стоит ворошить прошлое.
Джоан инстинктивно потянулась было к нему, но вовремя остановилась. Как легко возникает искушение найти в нем опору.
– Харви, я страшно устала. У меня сейчас только одно желание – добраться домой, лечь и не видеть никого и ничего, – призналась она.
– Держись, – приободрил он ее. – Держись.
Если бы только она была в состоянии! Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не броситься в его объятия, не положить голову ему на плечо, не попросить приласкать, погладить по волосам, прошептать нежные слова. Так хотелось сдаться. Один маленький жест или легкий вздох, и она могла бы обнаружить перед ним свою потребность обрести хоть какую-то привязанность, потребность, которую так тщательно от него скрывала...
Джоан, хотя и с большим трудом, переборола опасное желание – неизвестно еще, чем это могло бы окончиться. Но от все нарастающей усталости избавиться не смогла: глаза сонно слипались, тело становилось как ватное.
– Я не в состоянии держаться, – еле слышно пробормотала она. – Кажется, я дошла до предела, Харви.
– Черт побери! – буркнул он, обхватывая Джоан за талию, затем резко тряхнул так, что голова ее мотнулась, как у китайского болванчика, и впился огненным взглядом в затуманенные полудремой глаза. – А мне-то казалось, что в тебе есть сила духа! – с упреком произнес он. – В лагере ты не выказывала подобной слабости.
– Я не имела права этого делать, – тихо ответила она. – Во всяком случае, на людях.
– Ты крепилась, это верно. Но время от времени рыдала в объятиях Линды, – без обиняков заявил он.
– Линда рассказала... тебе?! – воскликнула Джоан, пораженная до глубины души. – Но она ведь никогда не сплетничала!
– Однако мне рассказала.
– О! – Джоан восприняла это как небольшое, но все-таки предательство. Линда была для нее больше, чем просто подруга. Она поверяла этой женщине свои надежды и опасения, самые сокровенные мысли, поэтому для Джоан стало большим разочарованием узнать, что Харви был с ее наставницей в столь доверительных отношениях.
– Ты опять начинаешь расклеиваться, а тебе никак нельзя допускать этого, – решительно сказал он.
– Но почему? – недоумевала Джоан.
Он некоторое время смотрел на нее, задумчиво склонив голову. И когда от закравшихся смутных подозрений дыхание ее участилось и стало неровным, он произнес загадочную фразу:
– Потому что ты должна быть готова к борьбе.
Внутри у Джоан все сжалось.
– Что ты имеешь в виду?
Харви долго молчал, а потом ни с того ни с сего заявил с обескураживающей прямотой:
– Интересно, какова будет твоя реакция, если я скажу, что не хочу, чтобы мы жили здесь. Если мне не нравится этот продуваемый ветрами захолустный уголок и я потребую, чтобы мы перебрались в какое- нибудь другое место? Что тогда?
– Захолустный? Он вовсе не захолустный.
– Ты была когда-нибудь в тропиках, Джоан? – мягко поинтересовался он. – Там, где бананы и ананасы растут, как у нас трава, где круглый год цветут цветы...
– И где нет времен года, – отплатила она ему той же монетой, а взгляд ее при этом стал твердым как кремень. – Ни снега, покрывающего холмы, ни туманов в лощинах, ни радужного всплеска выпрыгнувшего из воды лосося...
– Послушать тебя, так здесь просто рай...
– Да, рай! – выкрикнула Джоан, сердце которой сжалось от этих язвительных слов. Он ненавидел Хедер-хауз и хотел, чтобы она тоже покинула его! – Тебе все равно, где жить! А я останусь здесь... Не могу уехать, во всяком случае сейчас. Это разобьет мое сердце.
– Оно, кажется, и так уже разбито, – невозмутимо заметил Харви, не обращая внимания на появившуюся на ее лице гримасу бешенства. – А поскольку ты потеряла последние остатки своей воли, – продолжил он, как будто нарочно выводя ее из себя, – думаю, я смогу заставить тебя подчиниться моему желанию и уехать отсюда.
