безумцу, следовательно, остаются только задние ворота. Я, конечно, не знал, когда именно вы решитесь на побег, но не сомневался, что ждать не придется. Так оно и случилось. Я с моими верблюдами караулю здесь всего третью ночь…
— Ты привел верблюдов?! — подойдя к ним, воскликнул Юсуф.
— Ну а как же! Чем еще я смог бы помочь вам? Они здесь, в роще…
— Слава Аллаху! — В глазах Зары стояли слезы благодарности. — Спасибо тебе, Рашид. я… я не знаю, как отплатить тебе…
— Да, друг мой, — с чувством подхватил Юсуф. — Мы в долгу перед тобой. Первый же караван, который мы захватим, будет целиком твоим.
— Это слишком щедрое вознаграждение, господин, — с улыбкой покачал головой Рашид. Но я был бы недостоин называться бербером, если бы согласился взять деньги за то, что считаю своим долгом. Кроме того, твоя дочь — отважная девушка, и ей, а не мне ты обязан своим спасением. А теперь поторопитесь, и да поможет вам Аллах!
Беглецы сели в седла, и вскоре Эдем остался далеко позади.
Джамал никак не мог выбраться из тяжелого, вязкого сна. Сознание мучительно медленно возвращалось к нему, но тело продолжало оставаться будто чужим, не подчиняясь своему хозяину. Что-то было явно не так… С огромным трудом он заставил себя открыть глаза. Комната, утратив свои привычные очертания, расплывалась вокруг него, а звуки доносились словно сквозь толстое ватное одеяло. Он не сразу почувствовал, а почувствовав осознал, что его трясет за плечо чья-то рука, и смутно знакомый голос настойчиво повторяет:
— Очнись, господин! О Аллах! Что с тобой, господин? Пожалуйста, очнись, приди в себя!
Зачем он им понадобился? Почему они не могут оставить его в покое? По какому праву его так нахально будят? Шейх грозно сдвинул брови и постарался сосредоточиться на нависшем над ним бледном пятне — лице своего мучителя. Оно постепенно обретало четкость, и наконец Джамал узнал его.
— Хамет? Почему ты здесь? Тебя давно не наказывали?
Но что случилось с его голосом? Он походил больше на невнятное хриплое блеяние!
— Слава Аллаху! — с облегчением вздохнул Хамет. — Постарайся встать, мой господин. Боюсь, тебе совсем не понравится то, что я должен сказать.
— Воды, — потребовал Джамал, с трудом приподнимаясь на локте.
Хамет помог ему сесть и поднес к его губам кубок с водой.
— Что случилось? Я заболел?
— Я уже послал за твоим врачом, он будет с минуты на минуту. А пока выслушай меня, я принес тебе плохие вести.
— Плохие?.. Почему плохие? — тупо осведомился шейх. Слова Хамета, вроде бы понятные каждое в отдельности, никак не складывались воедино.
Прежде чем евнух успел ответить, дверь отворилась, и в спальню вошел приземистый бородатый человек в длинных черных одеждах с большим капюшоном.
— Я все объясню позже, — сказал Хамет и уступил место у постели шейха этому человеку. Давид Бен- Израэль был личным врачом Джамала с самого его рождения. Теперь он редко появлялся в Эдеме, поскольку молодой шейх не жаловался на здоровье.
— Ты чувствуешь себя больным, мой господин? — спросил он, опытной рукой раздвигая веки Джамала, чтобы изучить зрачки.
— Я никогда не болею, — с трудом ответил тот.
— Покажи язык.
Шейх послушно открыл рот, но почти сразу же захлопнул его: Давид почему-то усмехнулся и покачал головой.
— Каково твое последнее воспоминание? — спросил врач, теребя бороду и покачиваясь на каблуках.
Джамал закрыл глаза, попытался восстановить в памяти события прошлого вечера и улыбнулся. Зара… Да, конечно, к нему пришла Зара… Внезапно его безмятежную улыбку сменила тревога. Что с ней? Где она? Вернулась в гарем?
— Ну? — нетерпеливо произнес Давид.
Судя по выражению лица, ты что-то вспомнил.
— Да. Я был с Зарой. Мы занимались любовью, а потом… потом все померкло.
— Ты что-нибудь ел или пил?
— Нет… То есть да. Я выпил пиалу мятного чая.
— А она пила то же, что и ты?
— Разумеется!
— Это ваши пиалы? — сухо спросил Бен-Израэль, показывая на столик.
— О Аллах, чьи же еще?
— Какая из них твоя?
— Та, что стоит ближе ко мне. — Внезапно он понял, к чему ведет врач. — Ты полагаешь, меня отравили?
— О нет, — ответил Давид, задумчиво обнюхивая край пиалы. — Яда здесь не было. — Он внимательно осмотрел осадок, окунул в него палец и лизнул его. — Конечно, мне надо все еще раз проверить, но могу сказать почти наверняка: тебе дали сонное зелье, мой господин.
— Что? Но кто мог это сделать? Да и зачем?
— Откуда мне знать, господин? Зелье было выбрано очень толково: оно наверняка не смертельно. Однако на всякий случай я сделаю тебе промывание желудка, чтобы удалить оттуда остатки этой гадости. Но можешь быть уверен: самое неприятное уже позади.
От этих слов сонный дурман в голове Джамала окончательно рассеялся, он вновь обрел способность четко соображать, и первой его мыслью было, как Зара? Ее тоже опоили? Она до сих пор спит? Здорова ли она, не повредило ли ей проклятое зелье больше, чем ему?
И тут он вспомнил, что Хамет, когда будил его, толковал о каких-то плохих новостях… От дурного предчувствия у шейха заныло сердце.
— Хамет! — крикнул он, и евнух мгновенно оказался рядом.
— Я здесь, мой господин.
— Мой врач считает, что мне дали наркотик, сонное зелье. Тебе известно что-нибудь на этот счет?
— Прости меня, господин! Я подвел тебя. Из-за моего недосмотра…
— Прекрати это нытье! — рявкнул Джамал. Я ни в чем не виню тебя и не собираюсь наказывать. Ты видел сегодня Зару? Я пошлю к ней Давида. Она ведь пила тот же отравленный чай, что и я, и ей, наверное, сейчас, очень плохо.
— Зары нет в гареме, — едва слышно произнес Хамет. Зная необузданный нрав своего господина, он не решался сразу выложить всю правду о предательстве его возлюбленной рабыни.
Сегодня рано утром ко мне приходила Нафиса, она искала Зару и решила, что девушка все еще с тобой. Но и, в твоей постели ее не оказалось. Я точно знаю, что в дверь она не выходила, иначе она непременно разбудила бы меня. Должно быть, она ушла через двор.
— А, значит, она в купальне! — облегченно вздохнул шейх.
— Увы, нет, мой господин, — покачал головой евнух.
— Ты проверил все комнаты?
— Мы обыскали весь дворец, господин.
— А двор? Беседки? Сад, наконец?
— Зара исчезла, господин. Так же, как и ее отец вместе со всеми берберскими пленными.
Если бы в это мгновение разверзлось небо и труба ангела позвала всех на Страшный суд кияму, то и тогда Джамал вряд ли был бы поражен больше. Когда же оцепенение прошло, он встал, приблизился к ларцу в углу спальни, где хранились ключи от тюрьмы, и открыл его. На алой подушечке сиял огромный изумруд — тот самый, что он подарил Заре.
Она предала его.
Эта мысль пронзила его мозг раскаленной иглой. Ta кого он так любил, кому так верил, гнусно его
