– Разве так бывает? – с недетской серьезностью спросила Антония. – Разве что-то может продолжаться так долго?
– Любовь, например.
– Можно я буду называть вас папой, мистер Кингстон?
Хантер с улыбкой взглянул на ее прелестное личико.
– Я почту за честь, если ты будешь называть меня папой.
Мистер Снайдер, адвокат Сегина Монтеса, следил за Камиллой из-под нахмуренных кустистых бровей, пока она подписывала все необходимые бумаги. Отныне Валье дель Корасон переходило во владение Хантеру Кингстону, за исключением сотни акров, которые Камилла передавала Сантосу и его семье.
По окончании процедуры мистер Снайдер пошарил в ящике письменного стола и, вытащив обитую жестью шкатулку, подтолкнул ее через стол к Камилле.
– Ваш отец хранил ее у меня. Полагаю, теперь эта шкатулка принадлежит вам, – адвокат снял очки и протер их носовым платком. – Я не знаю, что внутри. Как видите, она заперта.
– Боюсь, что теперь, после пожара, ключа уже не найти, – заметила Камилла, проводя пальцем по крышке, на которой было выгравировано ее имя.
– Скорее всего. Ваш отец сказал мне, что здесь важные бумаги. Думаю, вы найдете способ открыть шкатулку.
Камилла встала и протянула руку мистеру Снайдеру.
– Спасибо вам за помощь. Я что-то еще должна подписать?
– Возможно, но не сегодня. Ваша тетушка, госпожа Пруденс О'Нил, незадолго до смерти обратилась ко мне с просьбой написать ее поверенному в Новый Орлеан. Она хотела перевести в мою контору все ее бумаги и завещание. Как только бумаги придут, я приглашу вас сюда для оглашения ее последней воли. Она успела мне сообщить, что оставляет вам солидную сумму денег и кое-какую собственность в Новом Орлеане.
Камилла опустила голову. Она была не готова к разговору о завещании: рана, оставшаяся в ее душе после смерти тети Пруди, была слишком свежа и еще кровоточила.
Мистер Снайдер пожал ей руку и проводил до дверей. Глядя на только что подписанные бумаги, он с изумлением покачал головой: война между Кингстонами и Монтесами, тянувшаяся на протяжении трех поколений, закончилась. И похоже было, что победа досталась Кингстонам!
Спрятав жестяную шкатулку в седельную сумку, Камилла направилась к дому Джанет, куда ее пригласили на ленч. Когда подруги сели за стол, Камилла рассказала о том, что передала ранчо Хантеру и собирается вскоре переехать в Новый Орлеан.
– Не могу поверить, что ты все-таки решила расстаться с Валье дель Корасон! Твой отец перевернется в гробу, Камилла! К тому же тебе совершенно нечего делать в Новом Орлеане. Твой дом здесь.
– Теперь уже нет…
– Ни за что не поверю, что Хантер позволит тебе уехать!
– А по-моему, он вздохнет с облегчением, когда распрощается со мной. Теперь, когда я стала его женой, он просто не знает, что со мной делать. Но давай не будем говорить о Хантере. Как твои дети?
– Здоровы и проказничают вовсю. – Джанет протянула руку через стол и сжала пальцы подруги. – Послушай, Камилла, если тебе в тягость жить в доме Хантера, ты в любую минуту можешь переехать к нам с Хэлом. Мы с радостью тебя примем.
– Я знаю… спасибо. Может, я еще и поймаю тебя на слове, – Камилла бросила взгляд на часы, висевшие на стене, и торопливо поднялась из-за стола. – Ты посмотри, который час! Мне надо бежать – у меня в городе есть еще одно дело.
Джанет проводила ее до коновязи. Взобравшись в седло, Камилла вытащила из седельной сумки обитую жестью шкатулку, переданную ей мистером Снайдером, и протянула ее Джанет.
– Ты не могла бы сохранить это для меня? Я, кажется, пока не готова узнать, что там внутри: слишком больно ворошить прошлое.
– Да, конечно, – Джанет озабоченно взглянула на подругу. – Прошу тебя об одном, Камилла: не делай никаких поспешных шагов. Не уезжай, пока не обдумаешь все хорошенько!
Камилла невесело улыбнулась.
– Твоими устами всегда говорит голос разума. Будь я хоть чуточку похожа на тебя, Джанет, наверное, мне удалось бы избежать многих неприятностей.
Джанет улыбнулась в ответ.
– Оставайся прежней. Ты не была бы Камиллой, если бы изменилась!
Камилла пересекла пыльную улицу, направляясь в контору шерифа. Перед тем как покинуть Техас навсегда, надо было вернуть все долги, и первым в ее списке стояло принесение извинений шерифу Додсону.
Шерифа она обнаружила сидящим на крыльце в плетенном из тростника кресле. Завидев Камиллу, он спустил ноги с перил, улыбнулся и приподнял шляпу.
– Рад вас видеть, Камилла. Примите мои соболезнования. На вашу долю выпало много горя.
Камилле было трудно посмотреть ему в глаза: она успела наговорить шерифу Додсону немало неприятных вещей. Теперь ей было известно, что этих упреков он не заслужил.
– Мистер Додсон, – она все-таки пересилила себя и взглянула ему в глаза. – Я часто бываю не права, но всегда готова первой признать это. Я была несправедлива к вам и пришла извиниться.