Поворачиваю голову. И в самом деле, от спины все еще идет легкий дымок как следствие моего опыта с силой. Делаю руками движения, будто отряхиваюсь, на самом деле стараясь затушить его.
– Это пыль от камней, а никакой не дым, – пытаюсь я объяснить.
Не похоже, судя по взгляду, что Ниндего поверил мне, тем не менее он помогает привести одежду в порядок. Впрочем, она уже все равно далека от идеального состояния.
– Как же это так, мастер? Именно когда вы здесь проходили, оно прямо чуть не вам на голову… Может, здесь что-то с потолком?
Не слишком мудрое замечание, но у меня нет желания называть другую причину.
– Думаю, что так. Немедленно беги к Эдорго и доложи обо всем, пускай принимает меры.
– Уже бегу! – Ниндего развернулся.
– Нет, постой. Как я сейчас выгляжу?
– Если заправитесь получше и не будете поворачиваться к людям спиной, то еще ничего. Ну, а брюки у вас и так не первой свежести.
– Спасибо за откровенность. Другого от тебя и не ожидал. Ну, беги.
Ниндего удаляется. Так что же тут произошло, черт возьми? Можно допустить, конечно, что потолок действительно уже старый и грохнулся, когда я здесь проходил. Можно даже посчитать вероятность того, что все произошло так, как оно произошло – что-нибудь вроде одной из десяти тысяч или одной из миллиона. Но ведь нужно рассуждать логически – если все это случилось не само по себе, значит, кто-то устроил мне западню. Только не учел, что сила поможет мне почувствовать неладное.
Снова оно? Но разве был хоть один какой-нибудь, хоть малейший признак?
Есть ли у кого-то во дворце причины настолько меня ненавидеть, чтобы таким образом организовывать покушение? Не связывать же причину, в самом деле, с сегодняшним разговором с Мергондом?
А случай с роботом-тележкой? Об этом тоже не стоит забывать.
В этой жизни нет ничего случайного. Особенно – в твоей жизни.
Проклятье! Я ведь шел к Ильме, посмотреть ее картину!
Последний раз пытаюсь привести себя в порядок. Наконец нахожу свой внешний вид не то чтобы хорошим, но во всяком случае приемлемым. Можно, конечно, вернуться и переодеться, но это трата времени. Ильма и так уже заждалась.
Скорее на лестницу, которая ведет на пятый этаж.
…
Ильма сама распахнула дверь передо мной, когда я подошел к мастерской.
– Ихер, где ты там застрял? Я тут жду тебя, не дождусь…
– Это все Мергонд не давал мне покоя.
– Тот самый? – неизвестно, что она имеет в виду под этими словами. – Мне казалось, ты с ним ладил.
– Да, но он уже переходит все границы. Пришлось поставить его на место.
– Ну и как?
– А как еще может быть? Я же король. Разве он может со мной спорить?
– Действительно, что он мог тебе сказать? – соглашается Ильма. – А я? – неожиданно спрашивает она. – Я могу с тобой спорить?
– А у тебя есть для этого причины? Я делаю что-то не так?
– Нет, любимый. Это просто шутка.
Ильма протягивает руки, чтобы обнять меня. Вдруг меня пронзает мысль об обгоревшей спине, и я инстинктивно отстраняюсь. Пожалуй, это был не самый удачный ход.
– Ихер? – Ильма удивлена. – Ну, если не хочешь…
– Я сам не знаю, почему это я вдруг так, – что поделаешь, никакое логическое объяснение не приходит мне на ум. – Я весь словно побывал в огне. Может, подцепил какой-нибудь вирус.
– Вирус? На тебя это не похоже. Но настаивать я не буду. Ты еще не передумал смотреть мою картину?
– Конечно же нет. Веди меня, несчастного, поглядеть на это высочайшее творение.
Ильма рассмеялась и, взяв меня за руку, повела внутрь мастерской. Сейчас это помещение действительно выглядит не совсем как обычно. Насколько я помню, каждый раз, когда я сюда заходил, здесь царил совершенный хаос, который я, впрочем, любовно именовал «творческим беспорядком». Все краски, кисти, другие инструменты лежали как попало, на предназначенных для совсем других вещей местах и просто на полу. Но сейчас все выглядит необычайно чисто и аккуратно, инструменты прибраны в шкафы, а предыдущие полотна спрятаны, чтобы не отвлекать внимание от главного произведения.
– А что это за грохот был внизу? – спрашивает Ильма. Она умеет задать вопрос именно тогда, когда я совсем этого не ожидаю.
В любом случае, она увидит это, когда будет спускаться.
– Ты не помнишь, сколько веков этому дворцу?
– Нет. Хотя не меньше девяти, думаю…
– На самом деле тринадцать. И в некоторых местах кладка совсем прохудилась.
– В некоторых местах, говоришь?
– Например, на третьем этаже, откуда и слышался этот грохот.
Ильма смотрит на меня в упор. Я стараюсь выглядеть совершенно беззаботным. Жалко, что не могу знать, как это смотрится со стороны.
– Ихер, с тобой ведь ничего не случилось? – и по ее голосу можно подумать, что на самом деле она все прекрасно знает.
– Со мной все в порядке, как видишь. Со мной вообще ничего не может случится.
– Вот как? Это почему?
– Потому что тогда моя милая потеряет своего странника. А такого не может быть. Никогда!
– Ихер! – Ильма прижимается ко мне, и на этот раз я не пытаюсь отстранить ее. Пускай даже заметит обожженные дыры – все равно.
– Так не пора ли нам все-таки взглянуть на картину? – произношу наконец я, чтобы разговор вновь не принял неожиданный оборот.
Ни слова не говоря, Ильма отпускает меня, подходит к мольберту и сбрасывает с него покрывало, чтобы моим глазам открылся ее шедевр.
– Вот! – произносит она будто бы равнодушно, а на самом деле с гордостью.
Я подхожу ближе, чтобы внимательно рассмотреть картину. И в первый момент я ощущаю… нет, не то чтобы разочарование. Но когда ждешь чего-то потрясающего, то по сравнению с этими ожиданиями увиденное кажется как минимум обыкновенным. Я не хочу сказать, что картина мне не нравится, но я пока не могу понять, чем она так принципиально отличается от предыдущих работ Ильмы.
Я знаю место, которое здесь изображено. Если выйти из дворца, свернуть налево и идти на северо- восток, стараясь никуда не отклоняться, то в конце концов выйдешь прямо к нему. Деревья расступаются, и взору путника открывается озеро. Здесь почти не бывает ветра, и его поверхность стоит, не шелохнувшись. Немного движения есть чуть дальше, если обойти озерцо справа – там в него впадает речушка, и там же можно видеть много всякой водяной живности. Озеро изображено здесь именно в один из таких спокойных дней. Но мне больше нравятся деревья – они, действительно, кажутся живыми.
– Ихер, тебе не понравилось? – Ильма перехватила мой взгляд.
– Нет, я этого не сказал. Мне надо получше ее рассмотреть.
– Вот как! «Я этого не сказал!» Но ты же не говоришь, что она тебе нравится. Значит, по твоему, в ней что-то не то. Или я не права?
– Конечно, ты не права. Картина мне очень нравится. Но если ты дашь мне одну минуту, я скажу тебе о моих впечатлениях более конкретно.
– Хорошо. Но если в ней есть недостатки, то, пожалуйста, не скрывай их от меня.
Я продолжаю рассматривать картину, и по мере этого процесса у меня и в самом деле возникает ощущение, что что-то тут не так – слова Ильмы натолкнули меня на эту мысль. Если быть более точным, то в ней чего-то не хватает. Но чего же именно?
Я пытаюсь восстановить в памяти истинный вид этого места, чтобы сравнить его с изображенным на
