Джейн Энн Кренц
Скандал
Глава 1
Ключом к отмщению станет дочь. Он понял это несколько месяцев назад. Воспользовавшись ею, он отомстит всему семейству Фарингдонов, ибо из четверых, кто должен поплатиться за случившееся двадцать три года назад, Бродерик Фарингдон несет самую страшную вину. Он сделает дочь Фарингдона орудием своей мести, вернет себе все, что принадлежало ему по праву рождения, и покарает вора.
Саймон Траэрн, граф Блэйд, остановил своего гнедого посреди рощицы вязов и сквозь спутанные голые сучья смотрел на великолепный дом. Двадцать три года граф не видел Сент-Клер-холла, и сейчас дом предстал отягощенному мыслями взору Саймона таким же, каким запомнился ему в тот день.
В бледных лучах позднего зимнего солнца каменные стены казались высеченными из холодного серого мрамора. Этот загородный особняк поражал благородным изяществом. Он не имел ничего общего с громоздкой архитектурной мешаниной, какую нередко представляли собой подобные строения.
Выполненный строго в палладианском стиле, столь распространенном в прошлом веке, он олицетворял собой суровое достоинство.
Здание не было особенно массивным, подобно многим другим, зато в каждой его линии — от высоких внушительных окон до просторных ступеней, ведущих к парадной двери, — присутствовала безупречная, хотя и несколько холодноватая элегантность.
Сам дом не изменился, а вот то, что его окружало, узнавалось с трудом. Где строгая череда зеленых газонов с мраморными чашами классических фонтанов?..
Вместо них появились цветники. Великое множество цветов. Явно кто-то страстно увлекался их разведением.
Даже среди зимы они значительно смягчали облик дома. А весной и летом холодные стены Сент-Клер- холла, наверное, возносятся к небу из яркого буйства цветов, вьющихся виноградных лоз и причудливо подстриженных зеленых изгородей.
Нелепость. Этот дом никогда не был приветливым и манящим. И ему совершенно не пристало окружение легкомысленных цветников и дурацких изгородей. Саймон догадывался, кто виновник столь возмутительного пейзажа.
Гнедой нетерпеливо взвился на дыбы. Граф рассеянно потрепал коня затянутой в кожаную перчатку рукой.
— Теперь уже недолго, Лэп Сэнг, — пробормотал он, натягивая поводья. — Скоро я выброшу вон свору фарингдонских ублюдков. Через двадцать три года я наконец-то отомщу.
И ключом к отмщению станет дочь.
О нет, мисс Эмили Фарингдон вовсе не была юной девочкой только что со школьной скамьи. Ей уже исполнилось двадцать четыре, и, если верить леди Гиллингем — хозяйке дома, где он гостил, — девушка прекрасно понимала, что у нее почти нет шансов на удачное замужество. Ему туманно намекнули на какой- то скандал в прошлом молодой леди — скандал, не оставивший никакой надежды на достойную партию.
И это обстоятельство оказалось очень кстати для его плана.
Саймону вдруг пришло в голову, что нравы Ост-Индии, где он прожил столько лет, действительно изменили его образ мыслей и рассуждает он уже не как англичанин. Не случайно друзья и знакомые часто обвиняли его в излишней загадочности и склонности к тайнам.
Возможно, так оно и есть. Даже месть в его представлении уже не была чем-то простым и открытым, она была целым действом, требующим чрезвычайной продуманности и тщательной подготовки. По восточным обычаям месть требовала расправы не только с самим врагом, но и со всем его семейством.
Честный английский джентльмен благородного происхождения и в мыслях не допустил бы сделать невинную молодую девушку орудием своей мести. У Саймона никаких сомнений не было. Совершенно никаких.
В любом случае, если слухи справедливы, леди не так уж и невинна.
Когда Саймон мчался обратно к дому, где гостил, он ощущал в своей душе холодное удовлетворение. После двадцати трех лет ожидания он наконец-то отомстит и вернет себе Сент-Клер-холл.
Эмили Фарингдон знала, что влюбилась. Правда, она никогда не встречалась с героем своего романа, но это ничуть не мешало ей всецело отдаться романтическому чувству. По письмам мистера Траэрна она поняла: с этим человеком у них духовное общение высшего порядка. Он был образцом мужчины — вдохновенный, с утонченными чувствами, широким кругозором, ярким интеллектом и сильным характером. Словом, само совершенство.
Но какое несчастье: шансов когда-нибудь встретиться с ним — не говоря уже о романтических отношениях — было ничтожно меньше, чем шансов на выигрыш в любой азартной игре.
Эмили вздохнула, надела очки в серебряной оправе и выбрала письмо Саймона Траэрна из пачки конвертов, газет и журналов утренней почты. За последние месяцы она уже научилась безошибочно узнавать четкий изящный почерк Траэрна и его необычную печатку в виде головы дракона. Из-за обширной переписки и огромного количества подписных изданий на ее письменном столе красного дерева всегда лежали целые кипы почты, но письма от Саймона Траэрна она находила сразу.
Эмили всегда очень осторожно распечатывала конверт ножом для бумаг, дабы не повредить драгоценную печать. Каждая деталь посланий Траэрна для Эмили была очень важной и достойной вечного хранения в особой шкатулке, специально купленной для этого.
Она аккуратно вскрывала печать из красного воска, когда дверь в библиотеку отворилась и в комнату неторопливо вошел ее брат.
— Доброе утро, Эм. Я смотрю, ты, как всегда, усердно трудишься. И как только ты умудряешься, сестренка?
Чарльз Фарингдон чмокнул сестру в щеку и грациозно опустился в кресло напротив широкого письменного стола. Элегантно закинув ногу на ногу, он улыбнулся ей беспечной обворожительной улыбкой, которая отличала всех мужчин рода Фарингдон.
— Ума не приложу, что бы мы все делали, если бы тебе не нравилось хоронить себя здесь и погружаться в эту противную занудную переписку.
Эмили неохотно опустила письмо Саймона Траэрна на стол и как бы между прочим накрыла его последним номером «Журнала для джентльменов». Письма Траэрна — ее личное дело, а потому не следовало открыто оставлять их на столе, где они могли привлечь чей-нибудь случайный интерес.
— Ты, кажется, в прекрасном настроении, — заметила она непринужденным тоном. — Полагаю, ты оправился от разочарования последних проигрышей и собираешься вскоре снова вернуться в город?
Она всматривалась в своего красивого братца через круглые стеклышки очков, испытывая привычное смешанное чувство раздражения и душевной привязанности. Эмили любила Чарльза, равно как и его близнеца Девлина и своего беспечного сверхобщительного отца. Но нельзя было отрицать, что некоторая безответственность и даже безрассудность в поведении мужчин Фарингдонов — да черт с ним, со всем! — порой чрезвычайно утомляли. Их красавицу мать, умершую шесть лет назад, часто огорчало сие обстоятельство.
Эмили не могла не признать, что, за исключением ее самой, Фарингдоны были красивой семейкой.
Вот и в это утро в костюме для верховой езды Чарльз, как всегда, неотразим: куртка от Уэстона — Эмили только что оплатила за нее счет; покрой бриджей выгодно подчеркивает его прекрасную фигуру, а сапоги начищены до зеркального блеска, так что в них можно смотреться.
Высокий блондин, с волосами, отливающими на солнце золотом, и глазами, голубыми как летнее небо, Чарльз выглядел истинным представителем рода Фарингдон. Вдобавок к чертам юного Адониса он обладал еще и шармом Фарингдонов.
— Да, знаешь, совсем оправился, — бодро заверил ее Чарльз. — Через пару минут уезжаю в Лондон. Чудесный день для прогулки верхом. Если у тебя имеются какие-либо поручения для Давенпорта, буду рад их передать. Собираюсь обогнать почтовую карету по дороге в город — я даже заключил пари с Пирсоном!
Эмили покачала головой:
— Нет, сегодня для мистера Давенпорта у меня ничего нет. Разве что на следующей неделе, когда мои корреспонденты в Эссексе и Кенте сообщат о видах на летний урожай бобов и я приму кое-какие
