Он порывисто сел, подхватил ее на руки и встал с дивана. Сиренити поцеловала его в плечо и прочесала пальцами волосы у него на груди.
Калеб обогнул подлокотник дивана и сделал два шага в направлении коридора. Тут он остановился и застонал.
— Проклятие, я не успею добраться до спальни.
Он опустил Сиренити на пол. Она еле держалась на ногах и в поисках опоры прислонилась к спинке дивана, облокотившись на нее обеими руками. Послышался звук расстегиваемой «молнии».
Она отвела в сторону свесившиеся ей на глаза волосы, и ее взору предстало тело Калеба во всей красе наивысшего возбуждения. Пакетик из фольги был уже вскрыт, и в считанные секунды он был готов.
— Я хочу быть в тебе. — Его голос превратился в хриплый шепот. Глаза горели огнем чувственного голода.
Он придвинулся вплотную, встал между ее ногами. Обхватил ее за талию и приподнял. Сиренити задохнулась и еще крепче вцепилась в спинку дивана. Неотрывно глядя ей в глаза, он мощным толчком вошел в нее.
Сиренити выгнулась и негромко вскрикнула, когда он стал частью ее. Голова ее запрокинулась. Он поцеловал ее шею, крепче сжал ей бедра и начал двигаться в ней. Его неистовое желание распалило в ней ответную страсть. Она почувствовала, как нижнюю часть ее тела охватывает это фантастическое ощущение стягивания, сжатия. Инстинктивно она подалась ему навстречу. Ее ногти впились в обивку дивана.
— Обхвати меня ногами, — пробормотал Калеб ей в шею. — Прижмись крепче. Да. Вот так. И еще. Да. Да. — Одной рукой он нащупал маленький, упругий бутон у нее между ног.
Она тихо вскрикнула, когда начались нежные судороги.
В следующее мгновение Калеб остановился и замер, достигнув своей вершины. Сиренити ощутила, как раз за разом содрогается его тело.
Откуда-то до нее опять донеслись звуки вальса.
Теперь ближе. Совсем близко.
Много позже Калеб пошевелился на диване. Он нахмурился, ощутив, что в комнате стало холоднее. Надо бы встать и расшуровать печку, подумал он. А еще лучше, наверно, будет забраться в постель вместе с Сиренити под груду одеял. Они оба замерзнут, если останутся здесь на диване надолго.
Он почувствовал, как она шевельнулась на нем. Одна гладкая нога проскользнула у него между бедрами. Небольшой пухлый сосок переместился по его груди. Калеб улыбнулся. Подумав, он решил, что у них вряд ли есть шанс замерзнуть. Тепла, которое они совместно генерировали, хватило бы, чтобы снабдить энергией большой кусок северо-западного побережья в середине зимы.
Черт возьми, я просто здорово себя чувствую после часа любви с Сиренити. В мире нет ничего лучше этого ощущения.
— Калеб?
— Да? — Он запустил руку в ее потрясающие волосы.
Она подняла голову и заглянула ему в лицо своими таинственными, как у феи, глазами.
— Ты так и не рассказал мне, о чем тогда думал. Что-то связанное с Франклином. И вообще, что тебя заставило выскочить из постели?
Калеб вспомнил о шкатулке, оставшейся на кофейном столике. Он повернул голову на подушке и долго смотрел на нее. Музыка умолкла несколько минут назад. Танцоры неподвижно застыли над старыми газетными вырезками, в которых прятались тени его прошлого.
В голове его снова заворочались беспокойные мысли, вытесняя до того владевшее им ощущение тепла и довольства.
— Я не мог уснуть, потому что меня преследовали мысли о том, что сказал Франклин. О двух сделках, которые, по его словам, были у него с Эстерли.
— А что с этими сделками?
— Он утверждал, что в обоих случаях в точности следовал инструкциям. — Калеб неохотно выбрался из-под теплой, уютной тяжести Сиренити, плотно укутал ее в халат и сел рядом с ней. — Он припарковывал машину, уходил в аллею.
— И оставлял деньги в бардачке. — Сиренити потуже затянула пояс. — Наверно, Эмброуз мог два раза съездить в Вентресс-Вэлли и подобрать деньги, которые вымогал, но я все равно никак не могу заставить себя поверить, что он это сделал.
Некоторое время Калеб молчал. Потом встал и подошел к печке. Открыл дверцу и сунул в топку полено. Вернулся к дивану, сел и снова стал задумчиво рассматривать шкатулку.
— Я могу поверить, что он сделал это один раз, — сказал наконец Калеб тихим голосом. — Но не дважды.
— Не понимаю.
Калеб взял шкатулку и посмотрел в зеркальце, которое было приклеено к внутренней стороне крышки, обтянутой голубым атласом.
— Если верить дяде Франклину, а это, в лучшем случае, рискованно, учитывая его последние «достижения», то он имел с Эстерли дело в двух случаях.
— И что?
— А то, что если он сказал правду, когда в тот день утром звонил мне сюда, то получается, что второе требование шантажиста поступило уже после смерти Эстерли.
— Вот это да! А ведь ты прав.
— По словам Франклина получается, что кто-то забрал деньги из его машины значительно позже, чем Эстерли упал с этой лестницы.
Сиренити сидела совершенно неподвижно, зажав в кулаки концы пояса.
— Действительно, что-то многовато здесь бродит призраков в последнее время.
— Мне самому начинает так казаться.
— Как ты сказал, мы не можем быть до конца уверены, что Франклин говорил правду о том, как его шантажировали, а тем более о времени выплаты вторых пяти тысяч долларов, — осторожно заметила Cиренити.
— Не можем, — согласился Калеб. — Он мог и солгать. Хотя ведь уже признался, что заплатил пять тысяч долларов в первом случае. Зачем ему лгать о второй сделке?
— У меня почему-то не сложилось впечатления что Франклин врал хотя бы в одном случае из двух. Но ты знаешь его намного лучше, чем я. Что думаешь ты?
Калеб встретился с ней глазами в зеркальце.
— В то время я не задумался над этим. Было много всего другого.
Сиренити зябко вздрогнула.
— Это уж точно.
— В тот момент, во время выяснения отношений, Франклин мог думать только о том, что все начало выплывать наружу и оборачиваться против него. Его уже уличили в одной лжи, так что вряд ли ему стоило продолжать в том же духе. Какой был бы в этом смысл?
Сиренити кивнула.
— Тем более что он считал свои действия оправданными. Ведь фотографии-то существовали. Конечно, его миленький планчик пошантажировать меня провалился, но шокировать весь клан этими фотографиями ему тем не менее удалось. Так что он добился таки того, на что мог рассчитывать.
— Две шантажные сделки, одна до смерти Эстерли и еще одна после. — Варианты истолкования этого факта неотступно кружили в голове Калеба. — Двое шантажистов или один?
Сиренити нахмурилась.
— Ты думаешь, что за всем этим с самого начала мог стоять кто-то другой, а не Эмброуз?
— Может быть и так.
— Вот в этом для меня больше смысла. Эмброуз просто никак не тянул на шантажиста. Выклянчивать деньги — это да, но вымогать — нет и нет.
— Мы вернулись к тому выводу, к которому уже приходили, — сказал Калеб. — Кто-то еще помимо Эстерли знал об этих фотографиях, обо мне и моем прошлом.
