Джейн Энн Кренц
Волшебный дар
Посвящается Кэтрин Джонс. Какая это радость — дружба!
А также Райли и Ферд — оба ушли навеки, но не забыты, как и все другие существа, малые и большие, которые добавляют новые грани нашей жизни, пока они с нами
Пролог
Хранитель отставил подсвечник, открыл старый, переплетенный в кожу том и стал осторожно переворачивать страницы, пока не нашел искомую.
«…Говорят, они встречаются тайно, во мраке ночи, чтобы совершать свои странные обряды. Ходят слухи, что посвященные поклоняются змееволосой горгоне1. Иные утверждают, будто они собираются, чтобы исполнять повеления своего магистра, обладающего силой Медузы превращать человека в камень.
Сам же магистр, по словам немногих очевидцев, наделен странным и ужасным даром волшебства. Погрузив свои жертвы в состояние транса, он отдает им приказы. Когда же выводит их из этого состояния, они беспрекословно повинуются каждому его слову.
Тайна великая состоит в том, что те, на которых он испытывает свое искусство, не помнят, какие команды им велено было исполнить. Их память не хранит ничего из случившегося с ними.
Считается также, что могущество магистра многократно увеличивается силой непонятного камня, который он носит. На камне вырезан устрашающий лик Медузы. Чуть ниже отрезанной шеи гнусного создания в камень вставлена палочка. Все это устройство якобы считается прообразом магического жезла и используется магистром культа для того, чтобы вводить людей в транс.
Резной камень подобен ониксу, если не считать того, что переливающиеся полосы имеют редкие и чрезвычайно странные оттенки голубого, а не, как обычно, белого и черного. Темный внешний слой имеет настолько глубокую окраску, что кажется почти черным. Он служит рамкой для изображения Медузы, вырезанного в более светлом слое камня, похожем цветом на дорогие, светлые сапфиры.
Золотой браслет, в который вправлен камень, украшен множеством мельчайших дырочек, образующих рисунок в виде сплетающихся змей.
Страх перед магистром чрезвычайно велик в этих местах. Во время таинственных церемоний, принятых у последователей культа, его фигура и лицо неизменно скрыты длинным плащом с капюшоном. Никто не знает его имени, но камень с головой горгоны и палочкой — его эмблема и печать, впрочем, как и источник его мощи.
Мне передали, что камень известен под именем Голубой Медузы».
Глава 1
Увидев Лавинию, поднимавшуюся на крыльцо дома семь по Клермонт-лейн, Тобиас сразу понял, что дело неладно. Широкие поля модной шляпки отбрасывали тень на лицо, исполненное чистейшей прелести и глубокого внутреннего обаяния, лицо, на которое он не мог наглядеться. Лицо, сейчас омраченное непонятным внутренним напряжением.
Судя по тому немногому, что он знал о ней, Лавиния редко грустила над сложной проблемой или неудачей: скорее стремилась безоглядно броситься в бой. Вернее, рвалась. По его мнению, даже слишком. Бесшабашная и опрометчивая — именно эти слова приходили на ум при воспоминании о Лавинии.
Он наблюдал за ней из окна своей маленькой уютной гостиной. Каждая клеточка его тела напряглась в предвкушении неминуемого поединка. Он терпеть не мог предчувствий, предзнаменований и всякой метафизической чепухи, но верил собственным инстинктам, особенно если речь шла о делах, касавшихся его нового партнера… и любовницы. Потрясенной Лавиния не выглядела. Уж кому-кому, а ему было известно, сколько всего требуется, чтобы поколебать ее неизменную сдержанность и вывести из себя.
— Миссис Лейк дома, — заметил он, оглядываясь на экономку.
— Давно пора!
Миссис Чилтон со вздохом глубочайшего облегчения отставила поднос и поспешила к двери.
— Думала уже, она никогда не доберется! Пойду возьму у нее пальто и перчатки. Она наверняка захочет разливать чай своим гостям. Да и ей самой, чашечка не помешает.
Судя по выражению лица, Лавинии не помешало бы что-то покрепче, вроде хереса, хранившегося у нее в кабинете. По крайней мере так считал Тобиас. Но как ни жаль, с подкрепляющей дозой спиртного придется обождать.
Сначала необходимо потолковать с гостями, уже сидевшими в гостиной.
Остановившись у входной двери, Лавиния принялась рыться в большом ридикюле в поисках ключа. Теперь Тоби-асу еще отчетливее были видны синие круги под прекрасными глазами и напряженно опущенные уголки губ.
Да что стряслось, черт возьми?!
За время расследования убийств в. музее восковых фигур, закончившегося несколько недель назад, Тобиас привык считать, что достаточно хорошо знал Лавинию. Ее не так-то легко расстроить, смутить или напугать. Говоря по чести, за всю свою, временами весьма опасную, карьеру частного сыщика он встречал крайне мало людей обоего пола, сохранявших, подобно Лавинии Лейк, полное хладнокровие перед лицом угрозы.
Должно быть, случилось поистине нечто из ряда вон выходящее, чтобы довести ее до такого состояния.
Тревожный звоночек, прозвучавший в глубине души, возымел весьма неприятное действие на Тобиаса, который, нужно признаться, и без того были на грани взрыва. Ничего, он непременно узнает все и постарается осмыслить новую ситуацию, как только застанет Лавинию одну.
К сожалению, это произойдет не так скоро. Похоже, что разговор с гостями будет долгий. Тобиасу они не слишком нравились, хотя высокий, изящно-гибкий и модно одетый джентльмен, доктор Говард Хадсон, представился старым другом семьи.
Его жена Селеста была одной из тех необыкновенно привлекательных женщин, которые прекрасно сознают силу своего очарования и воздействия на мужской пол, и ни в малейшей степени не задумываются использовать этот дар, чтобы беззастенчиво манипулировать мужчинами. Блестящие белокурые волосы были затейливо причесаны, глаза цвета летнего неба казались бездонными озерами.
Даме очень шло почти прозрачное муслиновое платье с узором из крошечных роз, отделанное розовыми и зелеными лентами. К ридикюлю был прикреплен маленький веер, Правда, Тобиас посчитал, что вырез платья чересчур низок для столь прохладного дня, ибо мартовская погода переменчива. Но он был почти уверен, что Селеста тщательно обдумала свой наряд, прежде чем ехать сюда.
За двадцать минут, проведенных в обществе супружеской пары, он пришел к двум непоколебимым заключениям. Первое: доктор Хадсон — шарлатан. Второе: Селеста — прожженная авантюристка.
Но он счел нужным держать свое мнение при себе. Вряд ли Лавинии оно понравится.
— Мне не терпится снова увидеть Лавинию, — сообщил Хадсон, вольготно развалившийся в кресле. — С нашей последней встречи прошло несколько лет. Буду счастлив представить ее моей дорогой Селесте.
Природа наградила Хадсона звучным, бархатным голосом опытного актера, пронизанным густыми, вибрирующими нотками, напоминавшими хорошо настроенный инструмент. И хотя каждый звук невыносимо действовал Тобиасу на нервы, приходилось признать, что он почти сверхъестественным образом притягивал самого придирчивого собеседника.
В своем темно-синем сюртуке безупречного покроя, полосатом жилете и брюках с заложенными по поясу складками он имел вид весьма представительный. А галстук! Завязанный сложным, совершенно необычным узлом, он наверняка послужил бы предметом восхищения шурина Тобиаса Энтони. Двадцать один год — такой возраст, когда молодые люди еще уделяют пристальное внимание подобным вещам. Энтони, вне всякого сомнения, одобрил бы также оригинальные золотые брелоки, украшавшие часы Хадсона.
По прикидкам Тобиаса, доктору было лет сорок пять. Но природа наделила его скульптурными чертами человека, который независимо от возраста неизменно будет кружить дамам головы. Чего стоила копна черных волос, прошитая серебром! Кроме того, он умел носить одежду с таким изяществом и апломбом, которые сделали бы честь самому Красавчику Браммелу в расцвете его славы.
— Говард!
