конечно, тоже полюбит «Помпею».
— Но сэр Томас, возможно, будет возражать, ведь через месяц они с Клариссой намерены пожениться, — заметил Гарри.
— О, я уверена, что папа согласится! — улыбнулась Клодия. — Но вы увидите, что будет, когда я скажу Питеру!..
— Да, интересно посмотреть, как Шелдрейк отреагирует на подобное сообщение, не правда ли? — с мрачным видом заметил Гарри. — В конце концов, он теперь женатый человек и, как мне представляется, у него совершенно переменились представления о благопристойности и добродетели.
— Да, в последнее время он сделался чуть ли не пуританином, вы заметили? — Клодия пожала плечами. — Но я думаю, что смогу уговорить его. Ведь открытие «Помпеи»— идея совершенно замечательная!
В полном отчаянии Гарри повернулся к Августе:
— Мне нужно видеть выражение твоего лица, дорогая. Ясно, что голова у тебя уже закружилась от предвкушения любимых развлечений.
— Грейстоун, вы только вообразите, — с воодушевлением рассуждала Августа, — ведь это совсем нетрудно — снова сделать наш клуб действующим. Нам, разумеется, придется нанять прислугу и управляющего, но, полагаю, многие из старых слуг не откажутся там работать. И Кларисса, конечно же, тоже захочет нам помочь. Мы оповестим всех членов по списку, а они уже передадут своим приятельницам. Ах, как это будет весело! Я просто не в силах ждать! Наша «Помпея» будет еще больше и лучше, чем прежде!
Гарри поднял руку, призывая ее к молчанию. В голосе его звучали нарочито суровые, хозяйские нотки.
— Если откроется новая «Помпея», то кое-какие порядки в ней тоже должны стать новыми.
— Ну, Гарри, — нерешительно начала Августа, — тебе, дорогой, не стоит забивать себе голову пустяками вроде переустройства «Помпеи».
Он не обратил на ее слова никакого внимания:
— Во-первых, никаких азартных игр в новом клубе.
— Грейстоун, вы, право же, слишком строги!
— Во-вторых, клуб должен быть организован исключительно как салон для знатных дам, а не как пародия на мужской клуб.
— Честное слово, Гарри, ты все-таки ужасно старомоден! — проворчала Августа.
— И в-третьих, деятельность «Помпеи» возобновится лишь после того, как родится мой сын и наследник. Это вам ясно?
Августа потупилась, являя собой образец послушной и добродетельной супруги.
— Да, милорд.
— Ну все, я пропал, — только и простонал Гарри.
Сын Гарри Грейстоуна, крепкий малыш с громким требовательным плачем и вечно голодный, что было им явно унаследовано от нортамберлендских Баллинджеров, родился через пять месяцев после этого разговора.
Гарри посмотрел на младенца и с улыбкой перевел взгляд на свою еще совсем слабую, но счастливую жену. Он устал почти так же, как и она за эту ночь. И переволновался, хотя повивальная бабка уверяла его, что все идет как полагается.
Во время родов Гарри не отходил от жены ни на шаг. Он клялся, что никогда больше не прикоснется к ней и чуть ли не давал обет вечного воздержания каждый раз, когда обтирал влажной салфеткой ее взмокшее лицо или чувствовал, как ногти Августы впиваются ему в ладонь при новых схватках. Теперь все было позади, и он понял, что ни к кому в своей жизни не испытывал еще такой благодарности.
— Я думаю, мы назовем его Ричардом, если тебе нравится это имя, Августа.
Она посмотрела на него сияющими глазами, и Гарри подумал, что она никогда не казалась ему прекраснее.
— Мне оно очень нравится! Спасибо, Гарри.
— У меня есть для тебя маленький подарок. — Он присел на краешек кровати и открыл бархатный мешочек, который захватил с собой, поднимаясь в спальню жены. — Сегодня утром от ювелира вернулось ожерелье твоей матери. Как видишь, мастер постарался и отлично почистил и отполировал камни. Я… хм… подумал, что тебе будет приятно его увидеть.
— О да! Я рада, что оно снова здесь. — Августа смотрела, как драгоценное ожерелье скользнуло на покрывало. Прозрачные красные камни сверкали в ярком утреннем свете. Она улыбнулась, явно очень довольная. — Да, они и правда постарались! Ожерелье выглядит просто замечательно. — И вдруг она нахмурилась.
— Что-нибудь не так, дорогая?
Августа поднесла сверкающее ожерелье к глазам.
— Оно какое-то другое, Гарри. — Августа даже дыхание затаила. — Господи, нас, наверное, обманули!
Гарри смешался:
— Обманули?
— Да! — Августа, одной рукой прижимая к себе сынишку, другой крутила перед собой ожерелье. — Это не мои рубины! Эти камни темнее. И сверкают ярче. — Она мрачно посмотрела на мужа. — Гарри, этот ювелир подменил нам камни.
— Успокойся, Августа.
— Нет, я уверена. Я слышала, такое случается.
— Августа…
— К ювелиру отсылают настоящие камни, чтобы их почистили, а он подменяет их искусственными стекляшками! Гарри, ты должен немедленно поехать к нему! Пусть вернет наши рубины!
Гарри рассмеялся. Он не мог больше молчать. Все это было просто непередаваемо!
— Августа, уверяю тебя, рубины настоящие!
— Но это невозможно! Я сама поеду к этому ювелиру и потребую, чтобы он вернул мне рубины моей матери. Гарри рассмеялся еще громче:
— Хотел бы я видеть выражение его лица, когда ты потребуешь, чтобы тебе заменили настоящие камни фальшивыми! Он решит, что ты с ума сошла, дорогая.
Августа неуверенно посмотрела на мужа:
— Гарри, что ты хочешь этим сказать?
— Я ничего не собирался говорить тебе, но поскольку ты решила все выяснить сама, то лучше тебе узнать правду. Один из твоих замечательных нортамберлендских Баллинджеров уже давным-давно заменил камни в ожерелье на фальшивые, дорогая. Это Салли определила, что твои рубины всего лишь искусная подделка.
Глаза Августы в ужасе раскрылись.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Для проверки я попросил оценить это ожерелье, прежде чем предпринимать какие-то дальнейшие шаги. Извини, дорогая, но я подумал, что смогу сделать все потихоньку, да только ты поймала меня с поличным.
Августа по-прежнему потрясение смотрела на него:
— Гарри, но если ты заменил все камни в моем ожерелье, то это стоило целое состояние!
— Хм, ну, в общем, да, можно сказать и так. — Он усмехнулся. — Однако ожерелье того заслуживало. В конце концов, я обрел самую добродетельную жену, и ее ценность совершенно несопоставима со стоимостью каких-то рубинов. Честное слово, я бы не смог назвать ей цену! Так что самое большее, что я могу сделать, — это преподнести ей рубиновое ожерелье, которое было бы ее достойно.
Августа заулыбалась:
— Ах, Гарри, как я тебя люблю!
— Я знаю, милая. — Он нежно поцеловал ее. — Но и ты знай, дорогая моя, что ты для меня все в этой жизни. Она крепко сжала его руку:
