-- На иранскую границу. С дружественного кишлака передали, что сегодня с Ирана ожидается два каравана с оружием и медикаментами для духов, -ответил Хасан.
-- А потом куда? Снарядились-то надолго, не похоже, что за двумя караванами едем.
-- Да откуда я знаю, спроси вон у замполита, если не терпится узнать.
-- Замполиту лучше на глаза не попадаться, хотя бы первое время.
-- Я пошел заколочу. Ты будешь? -- спросил Хасан.
-- Давай делай, буду, конечно.
Хасан запрыгнул в люк БТРа, а я повернулся к Сапогу.
-- Ну что, Сапог! Как жизнь? -- я хлопнул его по плечу.
-- Да нормально, -- пробубнил Сапог со счастливой улыбкой.
-- А чего так вяло, недоволен, что в рейд едешь?
-- Нет, почему, доволен, конечно, -- ответил Сапог уже веселей.
-- Благодари Хасана за эту услугу.
-- Я знаю.
-- Чего ты знаешь? Ни хрена ты ничего не знаешь. Снайперку хоть не забыл, дурень?
-- Да нет, взял, там она в БТРе.
-- Оружие должно быть всегда при тебе, челдон ты недоделанный. А ну, достань, бегом.
Сапог молча полез в люк за винтовкой.
Рота погрузила боеприпасы, и колонна двинулась к бетонке, наш БТР пока стоял. Я постучал автоматом по броне и крикнул:
-- Туркмен, ну чего ты там, уснул что ли? Все уже уехали.
Туркмен, это наш водила, звали его Нурлан, он был по национальности казах, но родом из Туркмении и мы его называли Туркмен. Он полтора года отучился в Ташкентском военном училище, но его отчислили за что-то, и призвали на срочную службу.
Туркмен был спокойный как индеец, но с понятием у него было все нормально, он всегда любые споры и стычки между пацанами 'разводил' по уму. Говорил он мало, но конкретно.
Туркмен был нашего с Хасаном призыва и в роте, да и в полку, с ним считались, он на гражданке занимался боксом и дзюдо, и мог любого уложить одним ударом. Но он никогда никого зря не трогал, и в драку вступал, если таковая случалась, только при крайней необходимости, когда уже никакие убеждения не помогали. Некоторые младшие офицеры тоже побаивались его, Туркмен однажды сломал руку одному прапору из ремроты, когда тот попытался ударить Туркмена по лицу. За что они повздорили с этим прапором, я не знаю, Туркмен не рассказывал об этом, да и мы не спрашивали, это их дело. Тот прапор на разборе сказал, что сам сломал себе руку по неосторожности, а когда вышел из госпиталя, то даже извинился перед Туркменом.
Ближе всех к Туркмену были мы с Хасаном, хотя он и был сам себе на уме, но к нам с Хасаном относился по дружески, и терпеливо сносил все наши приколы в его адрес.
РЕЙД
Наконец-то наш БТР двинулся с места, и мы, глотая пыль, помчались за ротой. На бетонке стояла колонна, и ждала наш БТР, комбат погрозил нам кулаком, показывая на часы, мол, время и так нет, и вы еще застряли где-то.
Колонна тронулась, БТР старшины немного замешкался и между машинами получился небольшой разрыв.
Туркмен недолго думая въехал в этот промежуток, я обернулся и увидел обалдевшего Грека.
-- Да вы ох...ели! -- заорал Грек.
-- Там дальше перегруппируемся, товарищ прапорщик, -- крикнул я.
-- Да ладно хрен с вами, -- старшина махнул рукой.
Хасан высунул голову из люка и вопросительно посмотрел на меня.
-- Сейчас КП проедем, потом курнем, -- сказал я ему.
-- А чего тебе КП понадобилось?
-- Земляк там должен дежурить.
-- Какой еще земляк?
-- Он 'чиж'. Ты его не знаешь.
-- Ну, как хочешь, я лично 'взрываю', мы с Уралом пыхнем.
Урал -- это имя нашего гранатометчика в экипаже, по нации он башкир, родом из под Уфы, отслужил Урал полтора года и считался 'дедом'. В экипаже у нас был еще старший стрелок, это Андрей из Питера, отслужил он год, высокий такой, и 'накаченный' пацан. На гражданке Андрей 'качался железом' и тело у него было все в мускулах, мы называли его Качок, по характеру Качок был спокойный как танк, они с Туркменом были чем-то похожи. В большинстве своем, все здоровые люди -- спокойные и безобидные, за исключением редких дураков, таких, например, как Носорог.
Я на БТРе выполнял функцию пулеметчика, моими были два пулемета КПВТ и ПКТ расположенные в башне бронетранспортера. Пулеметчика как такового у нас не было из-за нехватки людей, и поэтому заменять его приходилось мне. Мне нравилось быть пулеметчиком, хотя КПВТ капризный аппарат, то заклинивает, то утыкается, но я со временем научился с ним обращаться.
А помню, как первый раз сел за пулемет, выстрелил несколько раз по дувалу, и пулемет заклинило, а затвор остался во взведенном состоянии. Я берусь за заднюю крышку двумя руками, отвожу защелку и поворачиваю эту крышку, что бы снять ее. А в корпусе пулемета стоит мощная такая пружина для толкания затвора, во взведенном затворе эта пружина находится в сжатом состоянии. Вот я провернул крышку, и вдруг эта крышка (эдакая болванка килограмма на два весом) вылетает из моих рук и с силой бьет меня в грудь. Я отлетел от пулемета и упал на задницу, дыхалку перехватило, и я не могу не вздохнуть, не п..., сижу и хлопаю глазами и ни чего понять не могу.
После этого случая к пулемету подхожу осторожней и когда снимаю крышку с взведенным затвором, упираюсь покрепче, ее можно удержать, если ты готов к этому и знаешь силу пружины. Проезжая КП я посмотрел на бойцов, которые там дежурили, земляка моего не было среди них, и я запрыгнул в люк. Хасан с Уралом добивали 'косяк'. Туркмен и Качок чарс курили редко, так, от случая к случаю, в этот раз Туркмен не захотел, а Андрей пару раз затянулся и вылез на броню.
-- Да вы припухли, дайте я хоть пятку добью, -- воскликнул я, увидев выкуренный косяк, и забрав его у них, добил остаток сам.
-- А где ты лазил? Я же тебя звал, -- ответил Хасан заплетающимся языком.
Рядом с Хасаном сидел Урал, и улыбался как майская роза. Я посмотрел на него и сказал:
-- О-о, татарин уже готов.
-- М-м-м-да, только я не татарин, я башкир, -- прогудел Урал.
-- А какая на хрен разница? -- спросил Хасан. Урал, немного помолчав, ответил:
-- Большая, как между слоном и БТРом.
-- Ну ты сравнил жопу с пальцем, -- сказал ему Хасан.
-- Татарин, ты и есть татарин, -- сказал я Уралу.
-- Ну пусть будет татарин, мне по фигу, хоть еврей, хоть хохол.
Я, похлопав Урала по плечу, заявил:
-- Ну хрен с тобой, будь татарином. Все, отныне ты татарин.
-- Туркмен, -- крикнул я, -- мы Уралу национальность поменяли, отныне он татарин!
-- Лучше китаец. Он на китайца больше похож, особенно когда обдолбится, -- повернувшись к нам, сказал Туркмен.
Меня тоже зацепило неплохо, я сидел, смотрел на Урала и думал, вот бы одеть этому башкиру тюбетейку и дать в руку пиалу с чаем, классно он бы смотрелся.
Я представил себе Урала, сидящего на ковре в юрте, на голове тюбетейка, а в руке пиала с чаем, меня разобрал дикий смех. Урал, смотря на меня, тоже давай ржать, а я как гляну на него, так закатываюсь, и не могу остановиться. Потом я отвернулся, думаю, не буду смотреть на этого башкира, может, успокоюсь немного, а то живот лопнет. Через время я немного успокоился и, не глядя на Урала, сказал ему:
-- Слушай, татарин, залезь-ка ты на броню, лучше с Качком посиди, а то ему там скучно одному.
-- Почему одному, там Сапог с ним.
-- Все равно иди, запарил ты уже, неужели не понятно, что я не могу смотреть на твою круглую, лопоухую рожу с узкими глазами.
