- В таком случае в четверг... я, возможно, приеду.
Не успела она это промолвить, как Малкольм Ходден очутился рядом с нами, учащенно дыша после быстрого подъема по лестнице; он обнял Джин за плечи, словно желая защитить ее от толкавшихся вокруг людей, и спокойно, как на старого знакомого, посмотрел на меня своими серьезными голубыми глазами.
- Джин, дорогая, пойдемте, - без тени упрека проговорил он. - Мы все просто понять не могли, отчего вы так задержались.
- Я опоздала? - с тревогой спросила она.
- О нет. - Он успокоительно улыбнулся ей и повел к лестнице. - Я заказал столик на час - у нас еще уйма времени. Просто профессор Кеннерли подошел к вашему отцу и спрашивал о вас.
У подножия лестницы Джин, даже не взглянув на меня, убежала к своим родителям, стоявшим в толпе, у выхода на четырехугольный двор; тогда Малкольм повернулся и обратил на меня серьезный, но отнюдь не враждебный взгляд.
- Не смотрите на меня так, Шеннон. Мы же с вами не враги. Поскольку в нашем распоряжении есть несколько минут, давайте разумно побеседуем.
Он вывел меня через каменную арку к террасе, перед которой на открытом месте, на самой вершине холма, высился университетский флагшток и стояла круглая чугунная скамейка. Опустившись на нее, он знаком пригласил меня сесть. Его спокойствие было поистине удивительным. Вообще он во всем был прямой противоположностью мне. Сильный, деловой, практичный, с ясными глазами и приятной внешностью, спокойный и уверенный в себе, он не остановился бы ни перед чем. В его душе не было скрытых сомнений или темных тайников. Я завидовал ему всем своим несовершенным, измученным сердцем.
- Между нами есть по крайней мере хоть что-то общее, - начал он, словно прочитав мои мысли. - Мы оба хотим счастья Джин.
- Да, - сказал я, поджав губы.
- Тогда подумайте, Шеннон, - рассудительно продолжал он. - Неужели вы не понимаете, что ваш брак невозможен? Вы с ней никак не подходите друг другу.
- Я люблю ее, - упрямо сказал я.
- Но любовь - это еще не брак, - быстро возразил он. - А брак - дело серьезное. И пойти на это очертя голову нельзя. Вы оба будете несчастны, если Поженитесь.
- Да как вы можете говорить заранее? А мы возьмем да и рискнем. Брак это штука неизбежная... возможно, даже бедствие, от которого нет спасения... но уж все лучше миссионерской работы где-то в глуши.
- Нет, нет, - возразил он, в величайшем волнении парируя мой удар. Брак должен укреплять, а не разрушать содружество двух существ. До вашей встречи с Джин жизнь ее текла по заранее намеченному руслу: и в смысле работы... и в смысле будущего. Она приняла определенное решение, и душа ее была спокойна. А теперь вы требуете, чтобы она отказалась от всего, порвала с семьей, подрубила самые корни своего существования.
- Но это вовсе не обязательно.
- Ах, вы так полагаете. Разрешите мне задать вам простой вопрос. Согласитесь ли вы посещать вместе с Джин храм, где она молится?
- Нет.
- Вот именно. В таком случае как же вы можете рассчитывать, что она станет ходить в ваш?
- Вот мы и подошли к этому. Я вовсе на это не рассчитываю. Я не имею ни малейшего желания к чему- либо принуждать ее. Каждый из нас будет обладать полнейшей свободой мысли и действия.
Ничуть не убежденный, он покачал головой.
- Это все красиво в теории, Шеннон. А на практике ничего не получается. Ведь поводов для возникновения трений сколько угодно. А пойдут дети? Спросите вашего священника - он скажет вам, что я прав. Ваша церковь всегда косо смотрела на смешанные браки.
- Но были же среди них и удачные, - упорно не сдавался я. - И мы будем счастливы вместе.
- Какое-то короткое время - возможно, - чуть не с жалостью сказал он. А через пять лет, подумайте-ка, что будет: услышанный невзначай гимн, молитвенное собрание на улице, воспоминания детства, сознание, что она стольким пожертвовала... да самый вид ваш станет ей ненавистен.
Слова его звучали в моих ушах похоронным звоном. В наступившей тишине я услышал, как хлопает флаг на ветру: флагшток вибрировал, и казалось, что дерево содрогается в тщетной борьбе за жизнь.
- Поверьте мне, Шеннон, я стараюсь думать только о Джин. Сегодня она уже снова чувствовала себя почти счастливой, как вдруг появились вы. Неужели вы хотите вечно причинять ей страдания? О, я куда более высокого мнения о вас! Как мужчина мужчине, говорю вам, Шеннон: я убежден, что то хорошее, что есть в вашей натуре, в конце концов победит.
Он вынул часы, заключенные в роговой футляр, внимательно посмотрел на них и уже более мягким тоном сказал:
- Мы устраиваем сегодня небольшой праздник для Джин. Завтрак в отеле 'Виндзор'. - Он помолчал. - При других обстоятельствах я был бы очень рад видеть вас с нами. Не хотите ли вы еще о чем-либо спросить меня?
- Нет, - ответил я.
Он встал и, крепко пожав мне руку выше локтя в знак примирения, твердым шагом пошел прочь. А я так и остался сидеть, прислушиваясь к заунывному хлопанью флага; в моем одиночестве виноват был только я сам, - я пытался возненавидеть Малкольма, но ненавидел себя: ну кому я такой нужен? Группа хорошо одетых гостей с любопытством посмотрела на меня, проходя мимо, затем все они вежливо отвели глаза.
4
В четверг хорошая погода, стоявшая так долго, испортилась: день обещал быть сырым и туманным. Я с тревогой поглядывал на небо, но даже в полдень солнце было затянуто пеленой, и, хотя дождь шел не очень сильный, трава на лужайках была совсем мокрая, а в аллеях капало с деревьев.
Сразу после второго завтрака, взволнованный и полный нетерпения, я направился к привратницкой. Я пришел как раз вовремя, но Джин уже была здесь - она сидела в уголке, одинокая и расстроенная, хотя вокруг по случаю приемного дня толпился народ и воздух был полон испарений от намокшей одежды множества посетителей, пришедших к больным восточного крыла.
Желая поскорее вывести ее отсюда, я направился к ней и хотел было взять ее за руку, но она поспешно поднялась мне навстречу.
- Почему вы не попросили привратника позвонить мне?
- Да ведь я сама виновата, что так получилось. - Она улыбнулась мне слабой дрожащей улыбкой. - Я села на более ранний поезд. Мне было немножко трудно уйти из дому... и, поскольку негде было переждать, я и приехала сюда.
- Если бы я только знал...
- Пустяки. Мне не хотелось беспокоить вас. Но уж по саду-то мне могли бы пока разрешить погулять.
- Видите ли, - принялся объяснять я, - приходится принимать некоторые меры предосторожности. Здесь ведь как бы совсем другой мир. Мы живем очень уединенно. Но если б вы сказали Ганну, что вы врач, он сразу же пропустил бы вас.
Как я ни старался отвлечь ее от грустных мыслей, она оставалась молчаливой и замкнутой и выглядела такой маленькой и несчастной в своем непромокаемом плаще и мягкой шапочке с серым пером, усеянной капельками дождя. Меня мучительно влекло к ней, но я изо всех сил старался держаться спокойно.
- Ну, да ладно, - сказал я, переводя разговор на другую тему. Главное, что вы здесь... и что мы вместе.
- Да, - покорно подтвердила она. - Какая обида, что так сыро!
Молча пошли мы по Южной аллее мимо тирольского домика с мокрой крышей, под деревьями, с которых стекала вода, словно пригибавшая их своей тяжестью к мокрой дорожке.
Ужасная погода угнетала нас, очертания предметов расплывались и тонули в этом затерянном молчаливом мире. Неужели Джин так и не объяснится со мной?
Внезапно, когда мы уже подходили к главному зданию, она медленно подняла глаза и, увидев что-то впереди, испуганно вскрикнула.
