- Вы, видимо, избегли этой злополучной участи.
- Да, Шеннон, я избегла. Но только потому, что удрала оттуда.
Она посмотрела на меня таким долгим, многозначительным взглядом, что я нетерпеливо заерзал на месте.
- Откровенно говоря, я не понимаю, к чему вы клоните.
- А вы не помните, как Фрейд определяет психоз? Бегство от жизни в царство болезни.
- Но какое это имеет ко мне отношение?
- Вы не догадываетесь?
- Нет, не могу догадаться. - Я вдруг перестал владеть собой и заговорил резким, повышенным тоном: - На что вы намекаете?
Она сняла очки и медленно протерла стекла. Затем, забывшись, уронила их к себе на колени и посмотрела на меня своими близорукими лишенными бровей глазами.
- Шеннон... вы должны уехать из 'Истершоуза'.
Вот уж этого я никак не ожидал.
- Что? Уехать?
- Да, - подтвердила она. - Как только закончите свою работу.
Я почувствовал, что густо краснею. И уставился на нее злым, недоверчивым взглядом.
- Какая милая шутка. А я-то на минуту подумал, что вы говорите серьезно.
- Совершенно серьезно... Это и есть мой совет.
- В таком случае надо было сначала спросить, нужен ли он мне. Представьте себе, мне здесь нравится не меньше, чем вам. И у меня здесь тоже есть друзья.
- Сестра Стенуэй? - она едва заметно скривила губы. - У нее и до вас были поклонники. Надзиратель Броган, например... и ваш предшественник...
- Это вас не касается. В широком мире мне пришлось хлебнуть немало горя. И я не намерен отказываться от хорошей работы и первоклассной лаборатории только потому, что вам в голову пришла какая-то дикая мысль.
Такой отпор заставил ее умолкнуть.
Она посидела еще несколько минут, затем поднялась.
- Хорошо, Шеннон. Давайте забудем об этом. Доброй ночи.
Она улыбнулась и быстро вышла из комнаты.
Я со злостью повернулся к столу. В глубине души я смутно сознавал, что, желая поскорее закончить работу, на этом последнем этапе изрядно истощил свои силы. Я похудел, и щеки у меня запали: когда я смотрел на себя в зеркало, мне казалось, что передо мной незнакомый человек. Спал я всего три-четыре часа в сутки. А теперь и вообще не мог спать. Полная бессонница. Чтобы нервы за время этих долгих ночных бдений вконец не расстроились, я так много курил, что у меня саднило язык и горло. Но от этого постоянного напряжения у меня появились всякие странные привычки и причуды - возникли настоящие фетиши. Оторвавшись от работы, я по три раза возвращался к рабочему столу, чтобы удостовериться, что я действительно закрыл кран бюретки. У меня появилась привычка прикрывать левый глаз во время чтения и записывать цифры в обратном порядке. Каждый день, прежде чем приступить к работе, я пересчитывал шашечки кафеля на стене над термостатом. В моем лексиконе появилось слово 'абракадабра', которое я мысленно произносил как некое заклинание, когда мне надо было подхлестнуть себя; оно же служило победоносным кличем, который я потихоньку издавал, завершив очередной этап работы. И все-таки я, как автомат, продвигался к цели, производя опыты и титруя, идя все дальше и дальше... Остановиться я уже не мог. Слишком далеко я зашел, чтобы отступить, теперь вопрос стоял так: все или ничего... да, все или ничего.
В восемь часов я поставил вакцину фильтроваться и, поскольку этот процесс занимает около часа, встал, выключил свет и вышел из лаборатории, решив отдохнуть немного у себя в комнате.
Подходя к главному зданию, я услышал звуки настраиваемых инструментов, долетавшие из зала: в конце каждого месяца Полфри устраивал там что-то вроде бала или концерта, якобы для развлечения больных, но главным образом для того, чтобы маленький маэстро имел возможность спеть, положив руку на сердце, 'Даже самое храброе сердце способно заплакать...' Гуно.
Я редко посещал эти увеселительные вечера, а уж сегодня и вовсе не собирался туда идти.
Думая только о том, как бы поскорее добраться до дивана и растянуться на нем, я вошел в комнату и обнаружил, что у меня гость. У распахнутого окна, ссутулившись и как-то странно глядя в одну точку, сидел Нейл Спенс.
- Неужели это вы, Спенс! - воскликнул я. - Как я рад вас видеть!
При звуке моего голоса его широко раскрытые, застывшие глаза потеплели, мы поздоровались, и он вновь опустился в кресло, сев так, чтобы на лицо его падала тень от портьеры.
- Я ненадолго, Роберт. Но мне захотелось повидать вас. Вы не против?
- Конечно, нет. - Я частенько приглашал его навестить меня, но сейчас его приезд почему-то показался мне странным.
- Хотите чего-нибудь выпить?
Он хмуро посмотрел на меня, но в темных зрачках его все еще блуждала мимолетная улыбка.
- Пожалуй.
Тут я заметил, что он уже выпил не одну рюмку, но какое мне до этого дело - к тому же я и сам не прочь был подкрепиться. К нашим услугам были больничные запасы стимулирующих средств, которыми я последнее время без зазрения совести пользовался. Я почти перестал есть и поддерживал себя только черным кофе, виски и сигаретами. Я налил себе и Спенсу по бокалу неразбавленного виски.
- За ваши успехи, Роберт.
- Ваше здоровье.
Он держал бокал обеими руками и, поглаживая его, задумчиво осматривал комнату. В его спокойствии было что-то такое, отчего мне стало не по себе.
- Как поживает Мьюриэл? - спросил я.
- По-моему, хорошо.
- Надо было вам захватить ее с собой.
Он замер, в его неподвижности было что-то страшное.
- Мьюриэл ушла от меня на прошлой неделе. Она сейчас с Ломексом в Лондоне.
Он произнес это таким обыденным тоном, что у меня даже дух перехватило. Наступила пауза. Я и не подозревал, что у него все обернулось так печально.
- Какая гнусность с ее стороны! - пробормотал я наконец.
- Ну, не знаю. - Он говорил спокойно, с поистине сверхчеловеческим самообладанием. - Ломекс - красивый малый, а Мьюриэл до сих пор еще очень привлекательна. В конце-то концов со мной вовсе не так уж весело жить.
Я быстро взглянул на него. А он задумчиво продолжал все тем же безжизненным тоном:
- Мне кажется, она терпела, сколько могла, пока не влюбилась в Ломекса.
Он ждал, что я скажу на это.
- Какая же он все-таки свинья!
Спенс покачал головой. Несмотря на выпитое виски, он был абсолютно трезв.
- Наверно, ничуть не хуже любого из нас. - У него вырвался долгий, тихий вздох. - Во-первых, мне ни в коем случае не следовало на ней жениться. Но она мне так дьявольски нравилась. И ей богу я, сколько мог, старался скрасить ей жизнь. Каждую пятницу ходил с ней куда-нибудь. - И он повторил, словно черпая в этом утешение: - Каждую пятницу.
- Она вернется к вам, - сказал я. - И вы начнете жизнь сначала.
Он посмотрел на меня в упор, и улыбка в его темных глазах стала поистине трагической.
- Не будьте идиотом, Роберт. Между нами все кончено. - Он помолчал, раздумывая над чем-то. - Она потребовала развода. Хочет быть свободной. Что ж, я готов ей в этом помочь. Странно как-то... я увидел теперь, какая она пустая и никчемная... а возненавидеть ее не могу.
Я налил ему еще виски и себе тоже. Я положительно не знал, что сказать. В тщетном стремлении переключить его мысли на другое я спросил:
