намеревался продолжить свое образование за границей, но помешала война, и теперь, поскольку профессор Ашер был в каком-то дальнем родстве с его семьей, он приехал в Уинтон, чтобы годик 'позаниматься' наукой. Вкусы его отличались вычурностью; ко многому он был равнодушен и с презрением отрицал все, что не может быть объяснено законами естественных наук. Казалось, за его холодным скептицизмом таятся глубокие (Знания: легким пожатием плеч, высокомерной улыбкой или своими высказываниями на метафизические темы ему не раз удавалось вбить еще один гвоздь в гроб моей умершей веры. Эгоист и притвора, он усердно скрывал свою избалованность и тщеславие, стараясь держаться со Спенсом и со мною на равной ноге. И все-таки в нем было что-то очень привлекательное. Готовясь к блестящей карьере, он презирал тех, кто вульгарно корпит в лаборатории, работал бессистемно, порывами и, оплакивая свое изгнание в богато обставленной им самим уютной квартире, умудрялся превысить более чем щедрую сумму, отпущенную матушкой на его нужды, и покупал только все самое лучшее.
Сейчас он старательно шарил в своем шкафчике и вскоре с лукавым видом извлек из него бутылку бенедиктина.
- Вот что у меня тут есть. Давайте-ка отметим знаменательное событие. Немедля. - Он откупорил бутылку и щедро налил золотистую жидкость в три чистые мензурки.
Нейл Спенс, третий член нашей группы, работавшей на профессора Ашера, не слишком склонен был к веселью: если не считать 'выездов в свет' с женой, которые предпринимались раз в неделю, он, подобно крабу-отшельнику, лишь крайне редко отваживался вылезать из своего укрытия. Однако сейчас и он решил поддержать компанию и присоединился к Ломексу.
То же сделал и я. Дерзкий замысел воспользоваться университетской лабораторией для своих собственных опытов преисполнил меня чувством свободы, волнением, доходившим чуть не до экзальтации.
- За отсутствующих друзей! - Ломекс выпил. - Вкупе с герром профессором Хьюго. Надеюсь, вам понравилась эта водичка. Ничего не жаль для моих замечательных коллег.
- Очень приятное вино, - заметил Спенс своим спокойным, деловитым тоном.
- Его делают монахи. - Ломекс обратил ко мне иронический взгляд. - Вам, Шеннон, оно должно прийтись особенно по вкусу. Вы ведь католик, не так ли?
- Да... конечно. - Я постарался, чтобы это прозвучало с обезоруживающей убежденностью.
Слегка усмехнувшись, Ломекс вновь наполнил мензурки.
- А я-то думал, Роберт, что вы ученый. Книгу Бытия, по-моему, трудновато совместить с превращением видов.
- А я и не пытаюсь это совмещать, - глотнув обжигающий густой ликер, возразил я. - Одно - низменный факт. Другое - романтическая тайна.
- Гм, - хмыкнул Ломекс. - Ну, а как насчет папы?
- Я не вижу в нем ничего дурного.
- Вам он нравится?
- Безусловно. - Я уже больше не улыбался: шуточки Ломекса на эту тему под конец начинали мне обычно надоедать. - Признаюсь, я отнюдь не безупречен в этом отношении... даже как раз наоборот. И все-таки существуют некоторые вещи, от которых я никогда не смогу отрешиться... если хотите, вопреки рассудку. Надеюсь, вы не станете требовать, чтобы я сказал, что сожалею об этом?
- Ни в коем случае, мой дорогой, - небрежно поспешил заверить меня Ломекс.
Нейл Спенс посмотрел на свои часы.
- Скоро шесть. Мьюриэл с минуты на минуту должна быть здесь.
Он вынул носовой платок и украдкой вытер уголки губ, где скопилась влага.
Как-то ночью в грязном темном окопе под Марной он неосмотрительно поднялся, чтобы расправить затекшие ноги, и немецкой шрапнелью ему раздробило нижнюю челюсть. Хотя хирурги-специалисты по пластическим операциям совершили чудо и нарастили ему челюсть, вставив кусочек кости из его собственного ребра, лицо его навсегда осталось обезображенным: подбородок пересекал багровый рубец, заканчивавшийся узкой полоской растянутых губ, - это страшное уродство было особенно заметно в сравнении с его высоким красивым лбом и темными, робко прячущимися, какими-то затравленными глазами. Но самым обидным было то, что в юности Спенс был очень красив и пользовался большим успехом на танцах, пикниках и состязаниях по теннису, которые устраивало степенное, но любящее повеселиться уинтонское общество.
- У вас прелестная жена, - вежливо заметил Ломекс. - Я получил огромное удовольствие от нашего совместного посещения театра на прошлой неделе. Выпьем еще за герра Хьюго?
- Нет, не надо, - благоразумно остановил его Спенс. - Мы уже достаточно выпили.
- Но он же велел нам следовать лучшим традициям кафедры, значит, и пить, - сказал я.
Все рассмеялись, даже Спенс. Это с ним редко случалось, так как от смеха у него сильно искажалось лицо. В ту же минуту позади нас послышался какой-то шорох.
В лаборатории стояла миссис Спенс: она вошла без всякого предупреждения, с дерзким видом человека, нарушившего правила и прекрасно сознающего это. Она ослепительно улыбнулась нам из-за вуалетки с мушками, которая спускалась с полей ее шляпы, придавая известную пикантность ее немного узкому лицу.
- Смита что-то нигде не видно: я ждала его, ждала... стояла одна, как неприкаянная.
Мьюриэл Спенс было лет двадцать семь; светлая шатенка, среднего роста, довольно тоненькая и грациозная, с изящными руками и ногами и узким несколько бесцветным лицом, на котором серые глаза казались порой совсем детскими и огромными, она, бесспорно, могла считаться своего рода наградой Спенсу за увечье. Они были помолвлены еще до войны, и, когда он вернулся домой, изувеченный и павший духом, она вопреки нажиму своей семьи и его собственным попыткам вернуть ей свободу не рассталась с ним. Их свадьба, на которую собралась уйма народу, вызвала всеобщий интерес. Хотя Мьюриэл уже утратила свежесть юности, а в манерах ее появилось что-то искусственное, она была все еще очень привлекательна, и сейчас, когда она вошла к нам в темном костюме и коричневой меховой горжетке, в нашей унылой лаборатории сразу стало как-то светлее. Я неоднократно пытался завоевать симпатии Мьюриэл ради Спенса, который был моим ближайшим другом, но уж очень я был, видно, неуклюж и трудно сходился с людьми: мне все казалось, будто я ей неприятен, и это заставляло меня замыкаться в себе.
Она приподняла вуалетку и, слегка коснувшись поцелуем щеки мужа, заметила с оттенком упрека:
- Мы опоздаем к обеду, дорогой. Почему ты еще не готов?
- А знаете, миссис Спенс, - произнес Ломекс, приподняв с видом великосветского льва одну бровь, - раз уж вы зашли в эту комнату ужасов, вам теперь отсюда не выйти.
Она склонила головку набок и на мгновение остановила на мне сияющие, смеющиеся глаза.
- Раз здесь мистер Шеннон, то я ничего не боюсь.
При этих словах Ломекс и миссис Спенс почему-то обменялись улыбкой. Тем временем Спенс, не спускавший с жены своих темных, светившихся поистине собачьей преданностью глаз, надел пальто, и она просунула под его локоть свою затянутую в перчатку руку.
- Мы с Нейлом едем в вашу сторону, мистер Ломекс, - кокетливо заметила она. - Подвезти вас?
Наступила небольшая пауза.
- Благодарю, - сказал он наконец. - Вы очень любезны.
Я вышел вместе с ними. Мы расстались у машины Мьюриэл - маленького автомобильчика, стоявшего у входа. Они поехали в город, а я направился к подножию Феннер-хилла, намереваясь зайти домой, взять дримовские пробы и тотчас вернуться в лабораторию.
Справа от меня раскинулся Элдонский парк, и декоративное озерцо в нем было буквально 'забито' конькобежцами. В тихом воздухе слышалось веселое звяканье коньков, разрезающих стальными остриями лед. Бенедиктин и мысль об отъезде Ашера привели меня в самое радужное настроение: я чуть не пел. Голова приятно кружилась, и мир казался таким прекрасным.
Когда я подходил к знакомому пансиону, дверь 'Ротсея' внезапно распахнулась и на пороге появился Гарольд Масс в сопровождении мисс Лоу оба несли коньки, болтавшиеся на ремнях. Тут ликер, вопреки своему монастырскому происхождению, неожиданно и доказал свою крепость. Сам не знаю почему, но при виде мисс Лоу в шерстяной шапочке с красной кисточкой и в ладно сидевшем белом свитере, отправляющейся не спасать души или врачевать недуги, а кататься на свежем воздухе да еще в такой
