- Комдива!
- Комдива нет на корабле, - ответил коммутатор. - Дать военкома?
Короткий гудок.
- Ивлев слушает.
- Здравия желаю, товарищ батальонный комиссар, - сказал Митя. - Беспокоит Туровцев с двести второй. Прошу разрешения зайти по делу исключительной срочности.
- А, лейтенант… Заходи.
Божко хотел задержать Митю, но Митя прошел сквозь него, как сквозь облако. Выскочив на палубу, он бегом пробежал до центральной надстройки и в два прыжка очутился на втором этаже, среди красного дерева и надраенной латуни.
Дверь в каюту военкома была открыта настежь. Ивлев сидел за столом и читал газету. Увидев Митю, он ласково кивнул ему и показал на свободное кресло. Дочитав абзац до конца, он отчеркнул его толстым цветным карандашом, старательно обвел кружочком какую-то цифру и поднял глаза.
- Ну? Что там у вас стряслось?
Митя стал докладывать, причем с первых же слов понял, что говорит на редкость бестолково. Ивлев слушал внимательно и хмурился.
- Так что ты от меня хочешь, лейтенант?
Митя опешил. Комиссар усмехнулся.
- Понимаю: по-твоему, в первую очередь надо четвертовать лекаря. Но это дело не такое уж срочное, он от нас никуда не уйдет. А нужно тебе вот что: раздобыть хорошего хирурга. Так?
Митя кивнул.
- Хорошего хирурга, - повторил Ивлев, невидимым карандашом подчеркнув слово «хорошего». - И трех матросов со швабрами.
Он потянулся к телефону, но в этот момент появился Божко, весь - оскорбленное достоинство. Комиссар не дал ему раскрыть рта.
- Жалобы после, - сказал он, пристукнув карандашом по столу. - Объявляется аврал. Тридцать минут на то, чтоб привести операционную в боевую готовность. Кто у нас главный хирург на бригаде? Штерн?
- Так точно, военврач первого ранга Штерн, - пролепетал Божко.
- А флагманский хирург флота?
- Бригврач профессор Холщевников.
- Можете идти, - сказал военком. - Советую не терять времени. В воздухе пахнет трибуналом.
Божко выскочил из каюты в смятении.
- А теперь, - сказал комиссар, - запасемся терпением.
Он сел поудобнее, снял телефонную трубку и вызвал «Парус». «Парус» оказался занят. Ивлева это не расстроило, он тут же договорился, чтоб ему сообщили, когда «Парус» освободится. Через минуту раздался звонок, замигала красная лампочка: «Парус» был свободен. На этот раз оказался занят «Корвет». Не без труда удалось объединить «Парус» с «Корветом» и вызвать «шестой». «Шестой» долго не отвечал, а затем, пискнув что-то неразборчивое, дал отбой. Ивлев скорее догадался, чем расслышал, что надо вызывать не шестой, а «шесть - два звонка». Он кротко выжидал, когда вновь ответит «Корвет», но в это время «Парус» потерял терпение и разъединил. Заметив, что Туровцев приплясывает от нетерпения, комиссар улыбнулся.
- Сразу видно, что ты не работал в сельском районе. Спокойствие, лейтенант. Главное - не выходить из себя.
В конце концов он дозвонился всюду, куда хотел. На коммутаторах поняли, что этот ровный глуховатый голос, хотя и не богат начальственными раскатами, принадлежит человеку, который делает важное дело и намерен довести его до конца. Ивлеву стали помогать. Через десять минут он уже знал, что начальник центрального госпиталя Заварицкий выехал в Кронштадт, а Штерн ночевал на береговой базе подплава и час назад ушел, не оставив адреса. Холщевникова тоже не оказалось на месте, но зато удалось выяснить, что бригврач предполагал зайти к себе на квартиру, где, к счастью, не выключен городской телефон. Комиссар записал на бумажку драгоценный номер, подчеркнул его жирной красной чертой и заключил в двойной синий кружок.
- А-ноль, - сказал он раздумчиво. - Где-то поблизости. Пойдем звонить по городскому.
По городскому звонили от оперативного дежурного. Квартира профессора Холщевникова ответила могучим басом. Митя, стоявший рядом с комиссаром, слышал каждое слово.
- Бригврач Холщевников у телефона.
- Здравствуйте, Федор Федорович, - сказал военком. - Батальонный комиссар Ивлев.
- Дивизионный?
- Нет, всего только батальонный. Ивлев, Ивлев… Вы меня не помните?
- Ивлев? Ивлев из морской пехоты? - загремело в трубке. - Ивлев - сложный перелом? Ивлев - тридцать три осколка? Помню. Что вы делаете в Ленинграде, Ивлев?
- Не понимаю вопроса, товарищ бригврач.
- А чего ж тут не понимать? Я самолично подписал ваши документы - то ли на эвакуацию, то ли на демобилизацию… А вы разгуливаете по Ленинграду, да еще повышаетесь в чинах. Это мне обидно. Послушайте, Ивлев, когда мы вас выписали, у вас был послеоперационный свищ?
- Так точно.
- Вот видите - я все помню. Ну и что же он - закрылся?
- Так точно.
- Чудеса, если только не врете. Ну хорошо-с. Я вас слушаю.
Не в пример Мите, комиссар очень коротко и толково изложил свою просьбу. Холщевников не перебивал и только недовольно крякал, от чего дребезжала мембрана.
- М-да! - сказал он наконец. - Черт дернул меня взять трубку. Все как нельзя более некстати… Вы вольны считать меня бессердечным чинушей, но должен сообщить вам, что сегодня у меня выходной день. Первый выходной с начала Великой Отечественной войны. Согласован аж до самого Военного Совета. У меня сейчас находится мой почтенный друг Юлий Абрамыч Штерн и небезызвестная вам Прасковья Павловна, мы с превеликими трудами растопили печку и намерены предаться доступным в нашем возрасте порокам - сиречь пьянству и азартным играм. Разопьем бутылочку шнапса и засядем в преферанс. Я понимаю, вам, как политработнику, эта картина омерзительна, но мы - живорезы, люди, как известно, отпетые.
Митя обмер. Это был отказ.
- Значит, на вас не рассчитывать? - спросил Ивлев очень спокойно. - Так я вас понял?
- Вы меня поняли совершенно правильно. - Холщевников заговорил вызывающе, - по-видимому, он начинал сердиться. - Мы не в пустыне и не в открытом море, в каждой части есть свои штатные врачи… Вы, конечно, сейчас начнете про воинскую присягу и прочее. Это все будет напрасно. Мне шестьдесят три года, и если я не буду отдыхать хотя бы раз в шесть месяцев, меня хватит кондратий посреди операционной, что даже и с государственной точки зрения невыгодно…
- Порядок, - сказал Ивлев, прикрыв трубку ладонью. - Начал грубить и жаловаться - значит, скоро сдастся.
- Насчет воинской присяги - и в мыслях не было, Федор Федорович, - сказал он в трубку. - Вы большой человек, мне ли вам указывать. Но уж коли на то пошло - позволю себе напомнить вам другую…
- Какую? - настороженно спросил бригврач.
- Факультетскую. Присягу медицинскому факультету. Припоминаете?
Наступило грозное молчание. В трубке что-то потрескивало, затем раздался щелчок, похоже было, что бригврач положил трубку на рычаг. Но Ивлев упорно ждал. Через минуту резкий тенор (вероятно, Штерн) спросил:
- Транспорта у вас, конечно, нет? Хорошо, давайте адрес. Адреса тоже нет? Прелестно. Так что же, назначим рандеву? Нам нужно пять минут, чтоб залить печку и собраться…
Оставив комиссара уславливаться насчет рандеву, Митя понесся в лазарет.
Каюров по-прежнему был без сознания. Его переложили на кушетку и разули. Доктор Гриша сидел рядом на низенькой скамеечке и держал его за руку. Судя по лицу Гриши, пульс у раненого был
