2
3
22
15
31
22
3
36
24
16
23
Таким образом, хотя три трио не дали потомства, численность обитателей остальных выгородок увеличилась до 15-36 мышей. Процент выживания у мышей был очень высок, и Фред подозревал, что в гибели молодых повинно его вмешательство. Позже мы убедились, что его подозрения соответствовали действительности.
Чтобы объяснить, почему такая ситуация требовала изменения в наших планах, необходимо сказать несколько слов о том, что, собственно, было в то время известно о диких мышах. Об их размножении на свободе практически ничего не было известно, а размножение диких мышей в вольерах было описано только в двух статьях. Одна из них принадлежала Роберту 3. Брауну (1953).
Браун, работая в США, подробно изучил диких мышей (на его статьи мне придется ссылаться и ниже). Среди множества интересных сообщений был и отчет о росте мышиных колоний в клетках из проволочной сетки размером 1,8х1,2 метра. Он, как и мы, обнаружил, что, поселяя вместе несколько самцов и самок в расчете на мирное образование колоний, нельзя добиться быстрого увеличения их численности. Тогда он устроил несколько вольер и в каждую поселил пару мышей, причем самок отбирал с явно выраженной беременностью. Эти колонии сохранялись до тех пор, 'пока не прекратился прирост', что произошло примерно через пять месяцев, когда общая численность мышей в вольерах была равна 8, 12, 13, 14, 18 и 23.
Мы ожидали, что наши выгородки повторят результаты Брауна. Их размеры были несколько больше, и мы могли рассчитывать, что получим 30 мышей в каждой, прежде чем смерти и рождения взаимно уравновесятся. С другой стороны, мыши Брауна могли взбираться по проволочным стенам вольер, и, следовательно, в каком-то отношении у них было больше простора, чем у наших, а потому численность наших популяций могла и не превысить полученные им цифры. По достижении 'высшего уровня' мы намеревались начать изымать мышей на различные сроки, чтобы установить, как они будут встречены по возвращении. Однако уже миновала точка, на которой прекратился прирост в вольерах Брауна, а смертность среди мышат по-прежнему оставалась ничтожной.
Вторая работа, также в США, велась Робертом Стрекером и Джоном Т. Эмленом (1953). Поскольку их мыши получали ограниченное количество корма, проводить прямое сравнение их результатов с результатами Брауна было невозможно. Кроме того, они начинали с нескольких пар. Несмотря на драки, размножение шло успешно - возможно потому, что они снабдили клетки многоэтажными убежищами, где хотя бы некоторым мышам удавалось укрыться от постоянных преследований. Эти клетки были заметно больше наших, и полученная численность мышей - вероятно, ограниченная недостатком корма составляла 95 (от исходных 25 пар) и 37 (от исходных 5 пар).
Неожиданным явилось то, что смертность среди новорожденных была низкой даже при недостатке корма, а самки переставали давать потомство, теряли способность к оплодотворению (состояние анэструса). Это было нетрудно определить и по их внешнему виду, так как половая щель закрывалась. Стрекер и Эмлен высказали предположение, что 'физиологический стресс недостаточности корма, воздействующий непосредственно или опосредованно через социо-психологические каналы и подкрепленный в дальнейшем стрессом холода, привел к перемещению энергии с функции воспроизведения на функцию выживания'. Это была наша первая встреча с 'социо-психологическим стрессом', но, прежде чем мы кончили свои эксперименты, нам пришлось прочитать о нем великое множество страниц.
На этой стадии работа Брауна казалась нам более сопоставимой с тем, что делали мы, так же как и его методика. Только много времени спустя мы начали прикидывать, какие методики были более схожи с мышиной точки зрения. Тогда мы еще не были знакомы с доктором Эмленом и не знали, что у него был еще один сотрудник, Чарлз Саутвик, тоже работавший над проблемой мышиных популяций. Однако в 1955 году Чак приехал в Англию на год работать в Бюро, и мы получили возможность обменяться идеями и выбить друг о друга несколько искр.
* * *
Мы завели свои мышиные популяции, чтобы изучать 'общественные' взаимоотношения внутри них, и не интересовались динамикой роста этих популяций. Ее, считали мы, изучили за нас американские исследователи. Мы наблюдали много драк, приняли на веру, что они должны отрицательно сказываться на молодых особях, и ждали, что в ограниченном пространстве в качестве механизма сокращения численности популяции скоро начнет функционировать детоубийство. Наши колонии могли стать полезным инструментом для изучения судьбы индивидов, только достигнув достаточно устойчивой численности и 'общественной структуры'.
Намеченные нами эксперименты было трудно проводить с быстро изменяющимися популяциями, которые никак не приходили в равновесие, хотя ему полагалось бы наступить уже давно. Либо наши английские домовые мыши в чем-то не походили на американских, либо в созданных нами условиях были какие-то отличия, имевшие для них большое значение. Я сказал Фреду, что жизнь становится слишком сложной и нам лучше оставить колонии в покое - не вытаскивать из них индивидов и не возвращать их назад. Предоставим мышиной природе следовать своим путем и посмотрим, что произойдет в наших выгородках, если мы будем подсыпать туда дополнительный корм.
Безусловно, хороший план - чрезвычайно существенная часть научной работы, но нет смысла цепляться за план ради него самого, когда разум подсказывает, что его следует изменить. Биологические исследования - это не только наука, но и искусство, а художник, начиная работу, может думать, будто представляет себе будущее произведение во всех деталях, однако он обычно обнаруживает, что, воплощаясь в материале, произведение начинает требовать от него чего-то другого. Я, читая статьи, касающиеся моей области, часто старался представить себе, насколько описываемый эксперимент соответствует тому, который планировался. Во всяком случае, наша работа с мышами планировалась ими нисколько не меньше, чем нами; на каждом этапе они добавляли что-то новое, показывая, как нам следует действовать дальше, чтобы узнать о них побольше.
Мы разобрали три выгородки, в которых размножение не началось, а остальным мышиным популяциям позволили расти и дальше. Мы их никак не тревожили, если не считать переписи раз в две недели, а корм сыпали буквально ведрами. Столь частые проверки были необходимы, поскольку период беременности у мыши составляет примерно 20 дней, а мы не хотели пропустить ни одной беременности, ни одного помета.
Колонии все росли и росли, так что нам приходилось тратить на каждую проверку по нескольку дней. К середине июня наименьшая численность мышей в выгородке составляла 39 особей, а наибольшая - 108. По сравнению с темпом роста колоний Брауна наши популяции увеличивались с поразительной быстротой. Выгородка, где темп был наименьшим, показывала и наибольшее число драк, а ее обитатели были явно гораздо агрессивнее обитателей выгородки № 8, где 108 мышей жили в тесноте, но мирно. Мы вели счет агрессивных контактов за периоды наблюдения, но не опубликовали результатов, так как Чак Саутвик позже посвятил этому статью, а наши цифры просто подтверждали его выводы (Саутвик, 1955).
В выгородке № 8 большинство рождений все еще приходилось на первых двух самок, хотя многие их дочери были уже достаточно взрослыми и, безусловно, достаточно крупными. Эти молодые самки не имели течки, и их половые щели были плотно закрыты. Начинало казаться, что 'ограничение популяции' в наших выгородках, несмотря на избыток пищи, идет, как у мышей Стрекера и Эмлена, а не как у мышей Брауна.
Смертность своих новорожденных мышат Браун объяснял в основном 'вторжением в гнездо' других мышей, однако в наших выгородках главными виновниками были как будто мы сами. Проводя проверки и осмотр мышей, мы опускали на укрытия железные рукава, вылавливали всех мышей, чтобы осмотреть их и взвесить, а потом сажали обратно. По окончании проверки мы убирали рукава. Однако, хотя мы старались
