Длиннее, чем мы можем себе представить. А что ты должна делать,- она открыла глаза,- что я должна делать, об этом забыто. - Что забыто? - Об этом забыли сказать в сказке. Другими словами, если мы знаем хотя бы немного о том, что мы делаем, то никогда не поступим неправильно. Мы знаем это, хотя и недостаточно. Мы блуждаем, путаемся и наконец выбираем правильный путь, но эти пути такие неисповедимые... О, бедный Август. Самый вонючий, самый шумный гараж был бы для него намного лучше, я знаю, что это было бы так... - Но ты говорила что-то о судьбе, о защите и покровительстве и обо всем таком,- Нора была встревожена страданиями матери. - Да,- ответила Виолетта,- возможно. Но это не имеет значения, потому что мы не можем понять ни этого, ни того, что это означает. Нам лучше все забыть. - Разве мы сможем? - Мы не сможем.- Она пристально посмотрела прямо перед собой.Но мы можем молчать. И можем остаться чисты перед нашими знаниями. И еще мы можем - о, это так странно - мы можем хранить тайны. Разве мы не можем этого? - Я думаю. Я не знаю. - Но ты должна знать. И я должна. И мы все должны. Никогда не рассказывай того, что ты знаешь или о чем думаешь, потому что этого никогда не будет достаточно, и это не будет истинной правдой; никогда не надейся и не бойся; и никогда, никогда не становись на их сторону против нас и еще я не знаю, как именно, но доверься им. Мы должны сделать это прямо с сегодняшнего дня. - И сколько это будет продолжаться? Прежде, чем Виолетта смогла ответить на это - если только она смогла бы - дверь библиотеки, виднеющаяся сквозь толстые перила, со скрипом отворилась и бледное, изнуренное лицо показалось и снова исчезло. - Кто это? - спросила Виолетта. - Эми Медоуз,- ответила Нора и покраснела. - Что она делает в библиотеке? - Она пришла в поисках Августа. Она говорит,- теперь Нора стиснула руки и закрыла глаза,- она говорит, что ждет ребенка от Августа. И она удивляется, куда он пропал. Беременна. Она подумала о миссис Флауэрс - нет, это сказка. Надежда, удивление, радость. Она едва не засмеялась легкомысленным смехом. Виолетта перегнулась через перила и сказала: - Выходи, дорогая. Не бойся. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы Эми могла проскользнуть, и хотя она мягко притворила ее за собой, дверь стукнула с таким звуком, как если бы ее закрыли на английский замок. - О,- сказала девушка, не сразу узнав женщину на лестнице,- миссис Дринквотер. - Поднимись сюда,- проговорила Виолетта. Она похлопала себя по коленям, как будто приглушая запрыгнуть туда котенка. Эми поднялась по лестнице туда, где они сидели. Она была в домашнем платьице, в толстых чулках и выглядела еще более симпатичной, чем Виолетта помнила ее. - Ну, а теперь скажи, что случилось? Эми села на следующую ступеньку ниже их, сжавшись в грустный комочек, с большой дорожной сумкой на коленях, как если бы она убежала из дома. - Августа здесь нет,- сказала она. - Да, это так. Мы точно не знаем, где он. Эми, теперь все будет хорошо. Не беспокойся. - Нет,- мягко ответила девушка,- уже никогда не будет хорошо.Она подняла глаза на Виолетту.- Он уехал? - Я думаю, да.- Она обняла Эми одной рукой.- Но, возможно, он вернется, наверное... Виолетта откинула волосы Эми, которые прямыми прядями печально спадали на ее лицо. - Сейчас иди домой и не волнуйся, все будет хорошо, очень хорошо, вот увидишь. При этих словах плечи Эми вздрогнули и она медленно и грустно вздохнула. - Я не могу,- сказала она, тоненьким прерывающимся голосом,отец выгнал меня из дому. Он выгнал меня. Медленно, как тяжелобольная, она с рыданиями уткнулась в колени Виолетты. - Я пришла не для того, чтобы надоедать ему. Нет. Я не волнуюсь, он был со мной таким хорошим, он был... Я бы снова сделала то же самое, я не буду беспокоить его, только мне вообще некуда идти. Мне совсем некуда идти. - Ну, ну,- повторяла Виолетта, успокаивая ее,- ладно, ладно. Она обменялась быстрыми взглядами с Норой, глаза которой были широко открыты от изумления. - У тебя есть крыша над головой, конечно, это так. Ты останешься здесь, вот и все. Я уверена, что твой отец изменит свое мнение, старый дурак, ты можешь оставаться здесь, сколько потребуется. Не плачь больше, Эми, не надо. Ну, вот, так-то лучше. Она достала из рукава большой вышитый платок и заставила девушку взять его, чтобы утереть слезы, а сама в это время смотрела ей в глаза, желая вселить в нее бодрость и уверенность. - Ну, вот. Так-то лучше. Ты останешься здесь, сколько захочешь. Ну, что, все в порядке? - Да.- Эми смогла пропищать в ответ только одно слово, а ее плечи все еще вздрагивали от недавних рыданий. Нора и Виолетта улыбнулись. - Ой,- воскликнула она, сморкаясь,- чуть не забыла. Дрожащими пальцами она попыталась открыть свою сумку, потом снова высморкалась в платок и вернула его Виолетте, так как он весь промок от слез. - Когда я шла сюда, какой- то человек попросил меня передать это вам. Она покопалась в своих вещах. - Мне он показался настоящим сумасшедшим. Он все время говорил, что если люди не в состоянии устроить свои дела, то с ними вообще не следует иметь дело. Наконец она достала и вложила в руки Виолетты коробочку, на крышке которой была изображена королева Виктория и Хрустальный дворец. Сама коробочка была сделана из разных пород дерева. - Может быть, он шутил,- продолжала Эми,- смешной, бородатый мужчина. Он все время подмигивал мне и спрашивал: 'Это ваше?' Виолетта держала коробочку. Она была достаточно увесистой и это подсказывало ей, что внутри могли быть карты или что-то в этом роде. - Я не знаю,- сказала она,- я действительно не знаю. В это время по лестничному крыльцу раздались крадущиеся шаги и все трое замолчали. Кто-то прошел по крыльцу, издавая скрипучий, хлюпающий звук, как будто обувь была совсем промокшей. Виолетта, Эми и Нора схватили друг друга за руки. Входная дверь, открываясь, певуче проскрипела и в дверном проеме возникла какая-то фигура. Это был Оберон. На нем были болотные сапоги и старая шляпа Джона, а в руках он держал палку, с прилипшими к ней насекомыми. Посвистывая, он входил в холл, но остановился, когда увидел трех женщин, прижавшихся на лестнице друг к другу.- Ну,- спросил он.- Что случилось? Что-нибудь от Августа? Так как они молчали, он достал из сумки и показал им четырех жирных форелей, нанизанных на кукан. - Это на ужин! - провозгласил Оберон и все на минуту застыли в немой сцене: он с рыбой в руках, они со своими мыслями, а все остальные смотрели в ожидании.
НЕ СОСЧИТАТЬ Виолетта обнаружила, что карты изменились пока отсутствовали дома, хотя как она могла определить это с первого взгляда. То значение, которое они имели первоначально, казалось, было запятнано, запорошено или покрыто печатью неизвестности; оригинальное, даже немного смешное четырехмерное значение фигур, которое можно было определить, независимо от того, как лягут карты, теперь исчезло. Это было обнаружено после того, как они с Норой долго исследовали колоду, однако они выяснили, что карты не потеряли своей силы, и даже увеличили ее. Они не могли теперь делать то, что раньше, но зато могли, если правильно расшифровать, предсказать с большой точностью небольшие, мелкие события повседневной жизни семьи Дринквотеров: подарки, простуды, растяжение связок; местонахождение отсутствующих; будет ли дождь, если семья собирается на пикник - и все такое. Это было большим подспорьем. Они предоставили нам это, думала Виолетта, этот подарок взамен... Она предполагала, что способность ее карт давать ежедневные точные предсказания были именно той причиной, по которой у нее взяли колоду в первый раз. Отпрыски Августа в конце концов поселятся в округе пяти городков - кто-то будет жить со своими мамами и бабушками, у кого-то будут другие семьи, они будут изменять имена и фамилии и все время будут находиться в движении, как во время игры в музыкальные стулья: когда музыка остановится, игроки должны поменяться своими местами. Когда Смоки Барнейбл прибыл в Эджвуд, потомки Августа под различными именами достигли почти дюжины. Среди них были Флауэрсы и Стоунсы, были люди по фамилии Вудс, был даже внук по имени Чарльз Вейн. И только один человек не вписывался в эту игру это была Эми. Она оставалась в Эджвуде, пока тот плод, который зрел в ее животе не превратился в мальчика, вобравшего в себя онтогенически черты многих тварей: головастика, рыбы, саламандры, мыши - всех тех, чьи повадки и жизнь он позже опишет во всех подробностях. Его назвали Джон Сторм - Джон в честь его дедушки, а Стром - в честь отца с матерью.
Проходят дни, часы, и месяцы, и годы; прошлое не возвращается и нам не дано знать, что будет; но мы должны довольствоваться тем, что отпущено нам временем, в котором мы живем. Цицерон.
Веселое, круглое, краснолицее солнце подняло свою огромную голову над пурпурными горами и бросило длинные- предлинные лучи на зеленый луг. Птичка Робин провозгласила восход солнца своим гордым тоненьким, как свирель голоском; Робин читал эту книгу природы почти наизусть. Недалеко от каменного забора, который отделял зеленый луг от старого пастбища семья луговых мышей проснулась в своем крошечном домике в траве - Мама, Папа и шестеро розовых, еще слепых детенышей.
УРОК ПТИЧКИ РОБИНА Глава семьи повертел головой, открыл глаза, покрутил усы и вышел за дверь, чтобы умыться росой, скопившейся в упавшем листке. Пока он стоял, оглядывая зеленый луг и любуясь утром, налетел западный ветер, который обдул его нос и принес ему новости о дремучем лесе, веселом ручье, старом пастбище и обо всем огромном мире, окружавшем его - беспорядочные и шумные новости, намного интереснее, чем в утреннем номере 'Таймс'. Новости были похожи друг на друга уже много дней: мир меняется. И очень скоро все будет пахнуть иначе, чем сегодня. Будь готов к этому, полевой мышонок. Когда полевой мышонок узнал все, что мог от застенчивого легкого бриза, всегда сопровождавшего западный ветер, он неторопливо отправился по
