Когда я говорил последнюю фразу, стрелочник меня уже точно не слышал: дверца кабины хлопнула задолго до того. Я представил, будто наяву увидел, старого стрелочника, который ковыляет, проваливаясь по колено в снег, к стрелке, чтобы успеть снова перевести ее. Если он окажется около стрелки раньше, то наверняка станет единственным зрителем незабываемого зрелища, как снаряд, составленный из четырех сцепленных локомотивов, на скорости около восьмидесяти миль пронесется по белой пустыне, взметая за собой тучи снега…
Я уперся руками в пульт управления и, не поднимая головы, сказал:
— Кто-то же дал гудок на этом проклятом поезде, мистер Макдональд… А вам захотелось прикончить человека… Просто так, ни за что ни про что…
Мак не ответил. Ему не откажешь в способности понимать собственные оплошности. И я вздохнул.
— О'кей! Впереди — следующее препятствие. Не расслабляться, ребята… — И, потирая руки, добавил:
— Ну, давай, безумец на колесах! Поддай пару! А уж я поддам хорошенького пинка в твою толстую вонючую задницу. Пошел!
МЭННИ
Мы уж, было, вышли из своего тамбура, решив добраться до первого локомотива и выяснить, что происходит, но не успели одолеть один переход (даже держась за поручни безумно тяжело было сопротивляться шквалу ветра и снега, тем более что путь прокладывал я на правах старшего, а Бак тащился за мной, будто пес на привязи, который не хочет возвращаться домой после прогулки), как раздался гудок. Мне показалось поначалу, будто у меня слуховые галлюцинации, но я обернулся на крик Бака и он повторил, прижавшись к моему уху:
— Ну? Ты слышал? Не дожидаясь ответа, Бак сказал:
— Пошли, Мэнни. Пошли обратно!
Он развернулся, у меня тоже пропало всякое желание топать дальше и искать на свою задницу приключения, — и нас будто ветром задуло в ставший родным тамбур.
Бак аж задыхался.
— Видал?.. Видал?.. Ты понял, Мэнни?.. Я же говорил тебе, Мэнни! Я говорил тебе…
Он размахивал руками, как мельница (привык на ринге, наверное).
— Я так и знал… Я знал, что на этой кобыле у нас с тобой крутой водила!
Этот Логан быстро мне надоел, и я решил остановить его:
— Да ладно тебе, малыш! Все в порядке, ты прав… Но он продолжал вопить:
— Я сказал ему, как только услышал: «Гуди, детка, гуди, гуди!..»
И вдруг Бак затих и сполз на пол по стенке, а через секунду шепотом спросил:
— А ты любишь эти… как их?., анчоусы?.. Смешной парень, Бак Логан, честное слово… Джона — друг насоветовал…
— Да я и не помню, ели ли когда-нибудь их… Бак проглотил слюну…
— О… Если бы ты хоть раз в жизни ел анчоусы, то никогда больше не забыл бы их вкуса. До самой смерти… Приятель, ты уж поверь мне, это я тебе говорю…
Он повернул голову в сторону окна, как будто к нему сейчас оттуда должны были залететь неведомые анчоусы. И я тоже посмотрел в окно.
По переходному мостику соседнего локомотива шел человек. С трудом, поскальзываясь на обледенелой стали, он передвигался в нашу сторону…
Я отшвырнул Бака в глубь тамбура.
— Свали от окна!
Бак сделал шаг назад, но потом, набычив голову, опять подвинулся, чтобы посмотреть на непрошенного гостя. Кто-то шел к нам, напялив защитную каску чуть ли не до плеч и замотавшись в какие-то немыслимые тряпки. В другой раз я бы рассмеялся: до чего ж этот тип на моего Логана похож!.. Но меня сверлила другая мысль, я бы, может, и промолчал, но Бак сказал:
— Надеюсь, он нас не увидел… И добавил:
— Ну, ладно. Ладно… А что ж дальше-то делать будем?
Я выложил свой план:
— Пусть попробует войти, и, как только на две трети в дверь просунется, тут мы его и пригвоздим. Бак затрясся:
— Но мы его не будем убивать, правда? Не будем? Я успокоил его.
— Нет. Не будем…
— О'кей!
— ., если, конечно, он нас не вынудит сделать это. Но все равно, сначала попробуем разузнать, что же происходит с поездом.
Бак обрадовался:
— Вот! Именно! Так и надо сделать, приятель. Вот… Я не отводил глаз от фигурки человека, спотыкающегося и еле шагающего в нашу сторону. Ветер, кажется, стал еще сильнее после нашей попытки пробраться вперед и, не справившись с нами, он почти добился успеха в борьбе с неизвестным типом, который не знал, что идет навстречу своей смерти. Налетел еще один шквал, и между локомотивами этот тип все ж таки сорвался… Бак дернулся:
— Смотри, приятель… Кажется, он в беду попал, старик. Мэнни, пойдем… Поможем ему, Мэнни. Пойдем, говорю, шевелись, пойдем, поможем ему…
Я взглянул в его сторону, и Бак затих, продолжая что-то шептать про себя, будто голос потерял:
— А этот-то… Надо же, жить, видать, хочется. Выкарабкался, смотри-ка… К нам ползет. Ну, ползи, не там, так здесь…
Дверь приоткрылась, и все вышло, как задумано, даже ножичек не пригодился, который я на всякий случай достал. Этот только начал втискиваться к нам, как Логан схватил его своими лапищами и швырнул на пол. Шлем с головы свалился, тряпки какие-то упали, и лохматые волосы растрепались по плечам. Баба! Подарочек! Я ухмыльнулся:
— Чего это ты здесь делаешь?
Она, конечно, здорово испугалась, но старалась этого не показывать, только по глазам было заметно, да голос сорвался:
— Чего я здесь делаю? Я работаю на этом поезде. А вот что вы здесь делаете?
Тут Бак петушком перед ней выгнулся, заиграл мальчик, легкую добычу почуял:
— Как это — что мы здесь делаем? Я тебе сейчас расскажу, что мы здесь делаем. Мы направляемся в Лас Вегас. Мы хотим навестить нашего близкого, очень близкого друга. Уэйна Ньютона. А что? Нельзя? А вы, девушка, неужели билетики проверяете? Или что-нибудь другое хотите рассмотреть поближе, лапочка моя? Сердце мое, а не хочется тебе именно здесь и сейчас по-настоящему, как следует, хорошенечко трахнуться?
Бак медленно нагибался к ней, пока говорил все это, и было видно, что теперь она испугалась, как сказал Бак, «по-настоящему», в горле у нее пересохло, она сглотнула застрявший комок и сжалась как пружина.
— Только попробуй! Только попробуй! Пора прекращать эту комедию, решил я.
— Остынь, дерьмо! Перегреешься…
И пока Логан не опомнился, я спросил девицу:
— Что с тобой случилось? Она затараторила:
— Я устала. Решила вздремнуть. Конечно, не нужно мне было этого делать. Да и нельзя, но уж так вышло. Что ж теперь-то? Головой в стенку врезалась, когда мы во что-то вмазались на полном ходу. Я не знаю, что у нас случилось. Но на нашем поезде машиниста нет — это точно. Как пить дать! Никого нет на этом поезде. Вообще никого. Кроме нас…
Бак встрепенулся:
— Она врет, Мэнни. Мы же слышали гудок. Но она поставила паренька на место:
— Это я давала гудок.
Бак запрыгал, как грешник на сковородке, и, захлебываясь, заорал:
— Да ты!.. Ты просто хочешь нас лягавым сдать. Ты хочешь нас вокруг пальца обвести…
