Два изумрудных глазка смотрели на него со стола. Два изумрудных глазка, и сознание теряется в вязкой паутине.
Вдруг сквозь зловещий кокон пробился победный возглас близнецов.
- Оливул! Мы нашли!
Белый князь вздрогнул. Сердце зачастило в груди, и зов крови, невзирая на реальные и нереальные преграды, понес к Гай-Россу непрозвучавший крик: 'Улетай, спаси Юлию!'
Грег и Гор застыли в одной и той же позе.
- Ребята, что случилось? - Юлька моментально забыла про крошечную микросхему, обнаруженную только что в обрывках портьеры. - Что вы делаете?!
Тела их переплетались, руки вытягивались в крылья, лица терялись под грозным ликом дракона. Хлопок, завершающий преобразование, был прямо-таки оглушительным.
'Садись, скорее!'
- Ребята, что происходит?!
'Оливул велел нам улетать. Ничего не спрашивай! Скорее!'
Она вскочила на подставленное крыло. В следующую секунду две струи огня вырвались из пастей, и сухая тщедушная рама вспыхнула, будто факел. Юлька вскрикнула и вцепилась в жесткие драконьи гривки. Гай-Росс ринулся в пылающий проем. Крылья ударились о стену, он пошатнулся, но, игнорируя боль, взмыл ввысь. Юлька в ужасе оглянулась на разгорающийся пожар.
- Грег-Гор, там остались наши братья!
Дракон описал круг над домом, намереваясь пролететь мимо окон, как вдруг увидал на востоке, на фоне рыжего утреннего солнца, стремительно растущую живую тучу. Издали невозможно было разглядеть отдельных представителей черной стаи, но во враждебных намерениях сомневаться не приходилось.
- Что это? - ахнула Юлька.
'Держись! Держись крепче!' - мысленно крикнул Гай-Росс и, издав тревожный трубный клич, помчался прочь от дома, что было мочи.
Ш 5 Ч
Мелькали звезды, проносились выкрашенные в синеву ночные
облака, лес изумленно расступался, пропуская обезумевший от скорости ветер, шлейфом неслась по реке рябь, песок, поднятый с плоскогорья, негодующе клубился над камнями. Один ландшафт сменял другой, и так продолжалось, пока соленый бриз не смешал земной вихрь и не погасил в морских глубинах.
Призрак впитал в себя окружающую картину, и в сознании возник образ бескрайнего океана, гордо встающего над ним дневного светила и блеклой полоски берега в утреннем тумане. Одиночество и пустота обрушились следом как горькая неизбежность.
Пэр опомнился.
'Что я делаю?.. Воздух! Воздух!'
Бриз услужливо предоставил ему свои крылья и не спеша понес к земле. Призрак парил над океаном, и чем явственнее проявлялся в молочной мгле берег, тем отчетливее в зеленом облаке вырисовывались черты лица, глаза, формы плеч, рук, торса...
Пэр встал на мокрый песок. Любопытная волна подкралась и отпрянула, омыв полупрозрачные ноги. Он сделал шаг навстречу морю. В груди защекотало от желания прикоснуться к прохладной воде, зачерпнуть полные ладони, ополоснуть лицо. Но рассудок жестоко осадил чуждые рефлексы. Это было сродни физической боли. Призрак опустился на плоский камень, наполовину утопленный в песке, и закрыл руками глаза. Он старался заставить себя успокоиться, не думать, не вспоминать, но голос Александра, как тупая игла, стучал в висках: 'Ни один Кочевник... Ни один Кочевник...' Сопротивляться больше не было сил. Пэр вскочил.
- Отец! Зачем ты сделал это со мной? Зачем?!
Полный отчаяния голос сорвался, зрение померкло под вязким пугающим туманом, и Пэр почувствовал на лице бог весть откуда взявшуюся влагу. Желая избавиться от странного чувства, он принялся тереть пальцами глаза и был несказанно удивлен, обнаружив на ладони прозрачную каплю.
Морской ветер, пенные волны, небо, земля и огненный восход. И конечно Жизнь в облике птиц, поднявшихся в облака, вездесущих разноцветных рыбок в воде, в облике кривых береговых деревьев и гибких прибрежных водорослей. Стихии Судьбы протягивали ему незримые руки, увлекая в ту единственную семью, откуда Александр едва не вырвал его навсегда.
Пэр вдохнул полной грудью пропитанный соленой влагой морской воздух.
- Нет, я не Кочевник, - нетвердо проговорил он.
Мимолетное изменение пространства вблизи сию секунду заставило вспомнить об опасностях Темного Мира. Торопливо оглянувшись, Пэр отступил от воды. Зрение и слух напряглись, разыскивая источник тревоги, однако интуиция упрямо толкала к чему-то, неведомому рассудку. Он доверился подсознанию. Ощущение постороннего присутствия медленно переросло в нечто, подобное очень далекому гулу. Еще усилие, и он 'услышал':
'Ты совсем не Кочевник, парень'.
То были не голос, не слова и не образы, а совершенно непривычная трансформация сигналов некоего внешней источника.
- Кто здесь? - вслух спросил призрак и постарался послать вопрос в виде объекта, обратного тому, что принял сам секунду назад.
'Никто, - тем же способом пришел ответ. - Меня здесь нет как нет нигде'.
- Ты Кочевник?
'Так нас называют'.
- Что ты здесь делаешь?
Пэр на всякий случай приготовился воззвать к Стихии, ибо в данный момент воздух был единственном доступным ему средством защиты. Несуществующий собеседник, впрочем, враждебных намерений не проявлял.
'Ненавижу, когда люди страдают. Всякий раз стараюсь чем-то помочь, хотя знаю - бесполезно. Меня не слышат, не видят, не чувствуют!'
- Я тебя 'слышу', - заверил Пэр. - Меня сделали из Кочевника и человека. Наверное, мы родня друг другу.
Он уловил изменение состояния собеседника и с небольшим опозданием догадался, что оно должно обозначать смех.
'Пойми, глупыш, Кочевника нет. Мы - пустота, полнейшее ничто для вашей Судьбы. Когда мы занимаем чье-то место, оно все равно не наше место, и единственное, что остается с нами - память. Память является наиболее близкой формой для нашей Стихии'.
- Какой Стихии?
'Времени. Оно спонтанно возникло в Игре Великого и нарушило его планы. Оно не должно было присутствовать в строящейся Судьбе, ведь Время, как и Космос прерогатива высших создателей. Поэтому Великий начал новую Игру, а нас вычеркнул. Мы стали лишними персонажами'.
- Новую Игру? - Пэр почувствовал, как в области спины скапливается холодок. - Откуда ты это взял?
'Так сказали Голоса, которые научили нас помнить'.
Пэр сжал голову руками.
- Ничего не понимаю. Твои собратья идут к Первому Экзистедеру, чтобы разрушить Миры!
'Великие пообещали вернуть нам прежнюю Судьбу, - Кочевник изобразил усмешку. - Я сам был в Игре рядом с другом, внемиренцем. Я даже думал, что нашел место, которое будет моим всегда, но... Мой друг погиб, а я понял: ничто не повторяется ни для людей, ни для внемиренцев, ни для Кочевников. И я ушел'.
- Ты убил человека, место которого занимал.
'Нет! А впрочем... Я не повторил его полностью, я слился с его жизнью, рассудком, с его личностью, но он при этом перестал быть собой'.
- А каким должен быть человек, чтобы 'остаться собой' и принять тебя?
'Уже не знаю'.
