извне, среднего читателя, воспитанного на обуквлениях. Достаточно ли видимой окажется пустота наших полок? Но тут забеспокоился Фэв. 'Темнота, - сказал он, - превращает людей в воров, - это вполне естественно. А что, если этот втируша, которому мы сами набьем голову - по самое темя - замыслами, сумеет их вынуть из нее и обменять на деньги и славу?' - 'Пустяки, - успокоил его Зез, - я знаю одного человека, который подойдет для этого дела, Перед ним можно спокойно раскрыть все темы всех суббот. Он не тронет ни одной', - 'Но почему?' - 'Да просто потому, что он без рук: существо, которое у Фихте названо 'чистый читатель': к чистым замыслам лучше и не подобрать'. Вот. Кажется, все. Простите.
Он сжал мне руку и скрылся за поворотом улицы. С минуту я стоял в ошеломлении и растерянности. Рар ушел, но слова его - еще кружили вкруг меня, - и я не знал, как от них отбиться. Когда я несколько пришел в себя, то понял, какую ошибку я сделал, не досказав и не допросив о главном: черная узкая улица тянулась предо мной, как нить, выскользнувшая из иглы.
5
Сначала было я решил не посещать более суббот Клуба убийц букв. Но к концу недели мысль об Pape заставила меня перерешить. С первого же вечера этот неповторимый в его своеобразии человек показался мне нужным и значимым: самое имя его, как ни притворялось оно бессмысленным слогом, единственное среди всех их имен напоминало о каком-то смысле; но адресный стол не обменял бы мне его на адрес. Мне необходимо было увидеть Papa, хотя бы раз, и сказать до конца: ведь он не их, а наш: зачем ему оставаться среди убийц и исказителей? Сначала рукопись, а потом и... мне необходима была встреча с Раром. И так как возможна она была лишь там - меж черного каре пустых книжных полок, - то с наступлением субботы я решил - в последний раз, говорил я себе, - присутствовать на заседании клуба.
Когда я вошел в круг собравшихся, Рар, сидевший уже на своем привычном месте, с удивлением поднял на меня глаза. Я попробовал удержать его взгляд, но он тотчас же отвернулся с видом полной выключенности и равнодушия.
После выполнения обычного ритуала слово было предоставлено Фэву. В маленьких, с трудом протискивавшихся сквозь жир глазках Фэва замерцал какой-то хитрый блик. Он повернулся в кресле, затрещавшем под грузом жира и мышц.
- Моя астма, - начал Фэв, с трудом присасывая воздух, - не любит, когда я пускаюсь в длинные повествования. Поэтому попробую лишь набросать вчерне давно уже мной задуманную Историю о трех ртах.
Экспозиция ее такая: в кабаке 'Трех королей', пропивая последний талер, увеселялись трое. Для имен их мне достаточно трех букв: Инг, Ниг и Гни. Было уже за полночь: время, когда бутылки пустеют, а души наполняются до краев, и приятели под музыку стаканов развлекались - всякий на свой лад. Инг был мастер поговорить; стучась стеклом в стекло, он провозглашал тосты и спичи, цитировал святых отцов и рассказывал препестрые историйки. Ниг был охотником до поцелуев и знал в них толк (как никто): и сейчас он едва успевал отвечать на вопросы и тосты, потому что губы его были в работе, - и толстая девка, сидевшая у него на коленях, если б ей платили попоцелуйно, в один вечер сделалась бы богатой невестой. Гни не нуждался ни в словах, ни в поцелуях: вздувшиеся щеки его были перепачканы жиром, а рот присосался к огромной бараньей кости, с которой он терпеливо и трудолюбиво обдирал зубами мясо.
Вдруг девка, меж двух поцелуев Нига, сказала:
- Почему у людей не по три рта?
- Чтобы целоваться сразу с тремя? - захохотал Ниг, снова придвинувшись губами к губам.
- Погоди, - остановил его Инг, почуяв новую тему, достойную правильной риторической разработки: не лезь с поцелуями меж слов.
- Я и говорю, - повернулась Нигова подруга к Ингу, - если б каждому из вас да по три рта, чтоб сразу и говорить, и есть, и целоваться, тогда бы...
- Вздор, - оборвал Инг и учительно поднял палец, - силлогизмов из-под юбки не вынуть. Умолкни. Спросим лучше святое предание и формальную логику. Трижды блаженный Августин научает, что человек, в отличие от несмысленного зверя, есть существо избирающее. Не на этом ли и зиждется liberum arbitrium 1, способность из многого выбрать наилучшее. Аристотель же учит нас различать первоцель, энтелехию, от случайных или подчиненных соцелей; а Фома из Аквинь дополняет их, отделяя субстанциальный смысл от акцидентального, исходящее от привходящего. Рот, os, как сказал бы он, причастен и пище, и целованью, и слову: но в чем его главное свойство? Как ты думаешь, любезный друг Гни? Вынь кость изо рта и ответь.
1 Свободная воля, право выбора (лат.).
Кость чуть посторонилась, чтобы дать протиснуться словам:
- Мне кажется, - проговорил Гни, - что за аргументами незачем шарить по книгам. Они вот тут, на моей тарелке; ясно, рот - чтобы есть. А остальное все так, припутано.
- Мой добрый друг, - закачал головой Инг, - не следует искать доводов среди объедков. Почему же припутано?
- Потому, - отвечал Гни, предварительно влив в себя добрую пинту вина, - что если б мы с тобой не пили и не ели, то смерть давно развела бы нас - меня в рай, тебя в ад, - и согласись, на таком расстоянии тебе трудно было бы спрашивать, а мне незачем отвечать.
- Мне жаль ангелов, - вмешался в спор Ниг, дернув ус над пухлой и алой губой, - если им когда-нибудь придется тащить в горние выси вот этакую тушу. Пойми, простец, что, не будь на земле поцелуев, не было бы и рождений. А если б никто не родился, то некому было бы и умирать. Понял?
Но Инг, не скрывая улыбки сострадания, перебил обоих:
- И ты, Ниг, прав только в том, что называешь неправым Гни. Чем губы какой-нибудь шлюхи лучше тарелки полной объедков. Будем рассуждать строго логически: поскольку при поцелуе рту нужен другой рот, то этим самым вводится категория другого, (по-гречески), как выражался Платон. Это отодвигает вопрос, вместо того чтобы его решить. Теперь по порядку: не будь вкушения пищи, не было бы жизни - так; но не будь поцелуев, не было бы рождения живых - и это так; но - слушайте со вниманием - не скажи Господь слов 'да будет' - не родилось бы само рождение, не возникло бы ни жизни, ни смерти, и мир пребывал бы, дьявол его знает где. Я утверждаю (оратор даже стукнул кулаком о стол), что истинное назначение рта не в шлепанье губами о губы, не в пожирании яств и питий, а в проглаголанье слов, дарованных свыше.
- А если так, - не унимался Гни, - то почему же в Писании сказано, что не входящим в уста, но исходящим из уст сквернится человек? Что ты мне на это ответишь?
Отвечать стали сразу и Инг, и Ниг, вперебой друг другу, и спор затянулся бы до света, не приди сон, залепивший спорщикам глаза снами, рты храпом.
В сновидении Ингу явилось чудовищное трехротое существо, беспрерывно шевелившее шестью губами; Инг пробовал существу доказывать, что оно не существует, но отвратительный трехротыш, говоря сразу всеми своими ртами, не давал себя переспорить. Инг проснулся в холодном поту. За окном алела тонкая прорезь зари. Он стал будить своих товарищей. Ниг, едва продрав глаза, спросил, где Игнота; Гни, подумав, что это название кушанья, угрюмо пробормотал: 'Съели'. Ниг захохотал и, объяснив, что это имя его вчерашней подруги, добавил:
- Вернее, она нас съела. Ловко было спрошено. Нет, куда она исчезла?..
- Как призрак, - докончил Инг. - Если верить сну, то твоя Игнота слишком много знает: может быть, это и не девка, а суккубус - наваждение, тень.
- Черт возьми, - ухмыльнулся Ниг, - эта тень отдавила мне колени. Расскажи сон.
И из сна спор вернулся, будто и он отоспался и отдохнул, назад в явь. Три рта кричали вперебой о главном назначении рта:
- Чтобы есть.
- Врешь - чтоб целовать.
- Оба врете. Чтобы говорить.
И тут я, знаете, бросаю весла и доверяюсь течению: ведь зачем мне измышлять, посудите сами, зачем трудолюбиво скрипеть уключинами, раз я догреб до того мощного течения, которое само понесет мой сюжет, вместе с сюжетами о кривде и правде, о странствующих браминах 'Панчатантры' и прочих прочестях? То есть я хочу сказать, что Инг, Ниг и Гни, не доспорившись ни до чего, отправляются во славу канонов сюжетосложения бродить по свету, прося у всех встречных разрешить их спор. Нелогичность этих странствующих споров, житейская неоправданность их не должна смущать того, кто знает, что жизнесложение и сюжетосложение лишь скрещиваются, но не совпадают. Сюжетика бросает эти споры, как
