общие законы, общий порядок и последовательность приближения к _нагуалю_, то на продвинутом этапе, где _осознание_ уже охватило своим 'свечением' обширные области его кокона, практика приобретает непредсказуемый характер, так как полностью концентрируется на неуловимой игре с _намерением_. В то время, когда дон Хуан делал свои последние шаги к третьему вниманию, Кастанеда не раз спрашивал его, чем же он, собственно говоря, занимается. 'Ты не поймешь, а я не смогу объяснить',- чаще всего отвечал учитель. Или изрекал еще более туманные фразы, например: 'Воин ждет, и он знает, чего ждет.' Можно сказать, что на этом этапе процесс трансформации вообще не может быть описан с помощью _тоналя_ - он выражается только в движениях _нагуаля_ и в подспудном росте _намерения_, которым нельзя управлять, но маги все же им управляют:
'Он подчеркнул, что _намерение_ не является чем-то таким, что можно использовать, чем можно распоряжаться или каким-то образом управлять. И, тем не менее, можно использовать его, распоряжаться и управлять им по своему желанию. Это противоречие, по его словам, и является сутью магии.
<...> Дон Хуан объяснил, что некогда, в далеком прошлом, маги проявляли интерес к общему связующему звену, посредством которого _намерение_ связано со всем. Фокусируя второе внимание на этом звене, они обрели не только непосредственное знание, но и возможность его использования для совершения поразительных поступков. Однако они не приобрели трезвости ума, необходимой для полного управления всей этой силой. И вот, размышляя над этим, маги решили фокусировать свое второе внимание на связующем звене только тех существ, которые наделены осознанием. Это включает весь ряд органических существ, а также еще один ряд, в который маги объединили так называемых неорганических существ, или союзников. Союзники, как свидетельствуют маги, являются существами, наделенными осознанием, но не жизнью в том смысле, в котором мы понимаем жизнь.
Но и это решение было неудачным, поскольку не прибавило им мудрости. Продолжая сужать круг поисков, маги сфокусировали свое внимание исключительно на звене, которое связывает с _намерением_ только человеческие существа. Конечный результат ненамного превзошел прежний. Наконец маги произвели окончательное сужение и решили, что каждый маг должен иметь дело только со своей связью, но и это решение оказалось таким же неэффективным.
Дон Хуан сказал, что хотя различие между этими четырьмя областями интереса и значительно, но все же ни одна из них не давала удовлетворительных результатов. Поэтому в конце концов маги остановились на том, что их собственное связующее звено с _намерением_ должно освободить их посредством зажигания огня изнутри.
Он заявил, что все современные маги должны постоянно бороться за достижение смолкания ума (внутренней тишины). Нагваль должен бороться особенно настойчиво, потому что он обладает большей силой, большей властью над энергетическими полями, которые определяют восприятие. Он в большей степени подготовлен и поэтому лучше знаком со сложностями безмолвного знания, которое является не чем иным, как непосредственным контактом с _намерением_.
Практикуемая таким образом магия становится попыткой восстановить наше знание _намерения_ и снова обрести способность использовать его, не поддаваясь ему.' (VIII, 105-106)
Вездесущее _намерение_ целиком поглощает мага, ибо только через него он сообщается с _нагуалем_ как Непостижимым. Расширенная область _осознания_ становится в этом случае как бы локатором, все больше и больше улавливающим из Реальности. С каждым шагом маг ощущает возрастающее участие Непостижимого в его жизни. Нагуаль транслирует 'светящемуся кокону' свое крайне содержательное Безмолвие, и оно неумолимо предъявляет _осознанию_ свое невыразимое, но очевидное и конкретное содержание.
Переживания мага на заключительных этапах его достижений обычному человеку полностью недоступны - им не найти аналогий в мире тоналя, их не истолковать, и даже самые косвенные намеки на такой тип опыта лишь окончательно запутывают неофита. Дон Хуан старательно избегает разговоров, связанных с этими над-человеческими чувствами. Он сух в оценках и осторожен в определениях, предпочитая молчание. Хотя в действительности контакт мага с Непостижимым весьма далек от монотонной тишины запредельного Абсолюта. Ведь именно здесь начинается 'разговор', диалог с _нагуалем_ - самый интенсивный, предельно важный, имеющий решающее значение для последующей судьбы воина. Но способ, которым он ведется, настолько экзотичен и требует столь диковинных коммуникационных единиц, что для постороннего взгляд граничит с помешательством. Дон Хуан вдруг сообщает недоумевающему Кастанеде об очередном 'решении силы' или 'плане нагуаля', после чего тащит его в пустыню, в горы, на заветную скамейку в соседнем городке и заставляет ждать неизвестно чего, в конце концов сообщая Карлосу о своей удовлетворенности ходом событий, либо о том что 'все никуда не годится'. Как бы то ни было, ученик всегда в растерянности и безуспешно пытается разгадать мотивы, побуждающие дона Хуана поступать подобным образом. И даже в ту пору, когда 'описание мира' Кастанеды было уже радикально пересмотрено, учитель отказывался пояснять свои шаги, регулярно ссылаясь на то, что 'в мире магии нет испытанных процедур, предписанных шагов и детальных правил'. В конце концов Карлос смирился с загадочностью своего Нагваля, а в состоянии _повышенного осознания_ проявлял даже удивительное долготерпение, никак не свойственное ему в обычной жизни.
Но вернемся к магическому диалогу с Непостижимым, которому дон Хуан, судя по всему, отдавал все свое внимание на протяжении долгих лет работы с учениками. Мы знаем, что этот диалог имел свой особенный 'язык', хотя лингвисты наверняка воспротивятся такому употреблению их главнейшего термина. И действительно в этом 'языке' нет ни одного знака, за которым стоял бы хоть как-то очерченный набор содержаний или смыслов. Диалог с _намерением_ предельно контекстуален, а сам контекст выходит за все и всяческие рамки, оформляемые разумом. В подобной ситуации _любой_ знак может иметь _любое_ значение либо вовсе не иметь его. Это 'язык', который следует лишь одному правилу,- он неповторим и непредсказуем. Он рождается в момент коммуникации и гибнет, как только коммуникация исчерпала сиюминутный предмет. Кроме того, он _субъективен_ в самом точном значении этого слова, ибо целиком обусловлен интенциональностью конкретного коммуникатора - дона Хуана, в данном случае. И тем не менее, как это ни парадоксально, он всегда совершенно точен и однозначен. В силу небезупречности или недостаточной развитости способности 'ощущать' маг может 'не расслышать' подаваемый Реальностью сигнал, но это уже вопрос практики и опытности. Сомнения Карлоса на этот счет дон Хуан развеял следующим образом:
'Затем он ответил на мой вопрос о том, ошибаются ли маги в толковании знаков. Он объяснил, что когда маг истолковывает знак, он знает его точное значение, не имея ни малейшего понятия о том, откуда приходит это знание. Это одно из самых непостижимых следствий связующего звена с _намерением_. Маги имеют возможность получать знания непосредственно. Надежность этих знаний зависит от прочности и четкости их связующего звена.
Он сказал, что чувство, которое называют 'интуиция',- это активизация нашей связи с _намерением_. И поскольку маги целенаправленно стремятся к пониманию и усилению этой связи, то можно сказать, что они интуитивно постигают все безошибочно и точно. Истолкование знаков обычное дело для магов. Ошибки случаются лишь в случае вмешательства личных чувств, затуманивающих связь мага с _намерением_. В других случаях их непосредственное знание функционально и безошибочно.' (VIII, 28)
Для _осознания_ мага Непостижимое манифестирует себя в любом факте окружающего мира, будучи 'информатором' беспристрастным и повсеместным. Крик вороны, падение древесного листа, неожиданный порыв ветра, вихрь, необычно закручивающий пыль на пороге, встреча с животным или человеком при определенных обстоятельствах, горный камнепад или страшный цвет опускающегося тумана - все оказывается _вестью_, все пронизывается смыслом и служит указанием к действию.
В большинстве случаев _безмолвное знание_ совсем не нуждается ни в каких знаках. Изощренное внимание воина руководствуется почти неразличимыми переменами в настроении, легкими импульсами чувства, приходящего неведомо откуда,- словом, всем спектром психических волнений или вибраций, пересекающих его сознающий организм. И именно _безмолвное знание_ оказывается самым важным источником информации, когда дело доходит до конкретных проблем практики и дальнейшего развития. Столь свойственный современному человеку здравый смысл, интеллект, рассудочность в работе с безмолвным знанием могут быть только помехой, ибо сковывают естественное движение _внимания_, всякий раз стремясь вернуть его в банальное русло привычных схем, которые полезны лишь в очень ограниченном мире _суженного поля_ опыта.
