очевидная, как казалось теперь, мысль. - Если собрать все компоненты наших снов воедино, то получится наш истинный портрет?
- Ну, конечно! Я не верю, что Кристина хочет смерти своему ребенку. Этого просто не может быть! Но она испытывает какой-то страх. Кажется, что она боится за ребенка, но здесь было что-то другое. Этот страх обрел в ее сне очертания чудовища. Не случайно, кстати, оно было в рясе!
- Но существо в рясе не может требовать смерти кого бы то ни было. Тем более ребенка удивился я.
- В этом-то все и дело, Анхель! Когда я об этом подумал, то все сразу встало на свои места. Я понял!
- Что понял?... - я снова начал путаться.
Данила стал быстро объяснять: - Священник может вменять только грех. Это символ, понимаешь?! Она стояла перед ним на коленях, словно бы исповедовалась в грехе. Когда я все это сопоставил, то понял, что она считает прегрешением какой-то свой поступок!
- Прегрешением?! - я никак не ожидал такого поворота.
- Да, Анхель! Да! - воскликнул Данила. - Может быть, в отношении отца этого ребенка?..
- Интересно, а сама она это понимает? - задумался я.
- Наверное, нет. Иначе все было бы куда проще. Вот почему нам и нужно найти этого мужчину!
В течение нескольких часов после этого разговора я испытывал сильнейшее внутреннее напряжение. Я пытался согласовать свои прежние знания о сновидениях с тем, что рассказал мне Данила.
Дед учил меня, что реальность, которую мы видим, создана нашим сознанием, что она - фантом, сложная иллюзия, некий мираж. А вот сон - это подлинная реальность. Слова Данилы ничуть не противоречили этому.
Мы не знаем истинной природы вещей, более того - не понимаем себя. Нам только кажется, что мы знаем свое 'я', но в действительности это иллюзия. Человек намного сложнее, нежели он сам о себе думает. Но главное - он раздроблен, разделен.
Наш сон - это своеобразный спектакль, в котором все роли поделены между нашими составными частями. И только если человеку удается установить подлинные связи между элементами своего сна, он узнает свое 'я'.
Все складывалось, но загадка оставалась - а где же дух человека, его душа? Страх не может быть составляющей духа. Страх - это свойство личности человека. Но его душа принадлежит Источнику Света, она не может 'бояться'!
Сам того не заметив, Данила научился контролировать свои
сновидения.
Он решил эту, на самом деле, очень трудную задачу, с легкостью.
Видимо, потому что он не пытался добиться результата
искусственным напряжением воли_ и работой сознания.
На этом часто спотыкаются европейцы, соприкасаясь с мистическими
практиками востока и индейцев.
Лучшие учителя магии - естественность и спонтанность.
Теперь Данила научился управляться и со своими видениями!
Четвертое видение не заставило себя ждать... Данила стоял
посредине комнаты, и что-то говорил мне.
Потом он вдруг как-то засуетился, обхватил руками голову и
повалился в кресло.
'Наконец-то!' - только и успел вымолвить Данила.
*******
Привет, мой малыш, привет! - нежный, любящий мужской голос приветствовал Кристину в трубке мобильного телефона.
- Никита! - воскликнула Кристина, и сердце ее сжалось.
Кристину накрыло волной щемящей, трогательной нежности. Она не пожалела бы вечности, чтобы изо дня в день слушать и слушать, как эти слова слетают с его уст: 'Мой малыш...' А ведь Никита младше ее на целых двенадцать лет!
Эта гигантская разница в возрасте повергала Кристину в ужас. Она пыталась заставить себя не думать о жестоких цифрах, датах, календарях. Она гнала мысли о своем и его возрасте, словно жестокий навет. Но факт есть факт, от него не уйти.
- 'Ты старше его на целых двенадцать лет... - слышала она свой собственный внутренний голос. - Это безумие!'
- Ну, ты у меня держишься молодцом? - заботливый голос Никиты, как и всегда, был полон энергии и природной силы.
Они познакомились с Никитой волей самого провидения. Полтора года назад. Тогда между ее работой и домом выросла невидимая глазу стена, пропускавшая ее только в одну сторону - только на работу. Возвращаться домой, в семью, к мужу стало для нее мукой.
Был поздний вечер. Кристине не хотелось идти домой. Она кружила на своем автомобиле по освещенному фонарями городу и почти машинально заехала в кинотеатр. Этим можно скоротать, как минимум, два часа. До очередного сеанса еще оставалось время, и она взяла в баре чашку горячего капуччино.
Он сидел за соседним столиком. Один. Молодой, рослый, красивый. Его мужественное лицо украшала удивительная улыбка. Почему он один? Такой мужчина просто не может пребывать в одиночестве. Ей хотелось спросить его об этой странности, обратиться к нему. Так располагали к себе его большие, почти зеленые глаза.
- 'Ах, да, конечно! - подумалось ей в тот момент. - Он, верно, ждет кого-то. Сейчас покажется великолепная блондинка лет восемнадцати, подсядет к нему, и... Положит свою голову ему на плечо. Мужчина, которому хочется положить голову на плечо. Спрятаться в его объятьях...'
- 'У вас такие грустные глаза... - сказал он вдруг, обратившись к Кристине. - Хотите, я попробую вас рассмешить?'
- 'Грустные глаза?.. Нет, просто уставшие', - Кристина не поверила своим ушам, растерялась, стала оправдываться.
- 'Я же вижу, что грустные, - спокойно ответил юноша. - Если не хотите веселиться, давайте я погрущу вместе с вами?'
Он улыбнулся, и у Кристины защемило сердце. Неужели такие бывают?
'А вы разве никого не ждете?' - спросила она его вдруг.
'Захотелось побыть одному', - ответил он, и она, буквально кожей, почувствовала его искреннюю, не знавшую отчаянья душу.
'Что ж, вы заговариваете е незнакомкой?' - сама не зная зачем, парировала Кристина.
'Просто я посмотрел на вас... И мне расхотелось быть в одиночестве. Впрочем, если вы не рады нашему знакомству...'
'Я рада', - выпалила вдруг Кристина, и тут же зарделась столь несвойственным ей румянцем.
Он рассмеялся - весело, задорно, завораживающе. Кристина еще больше смутилась и, неожиданно для себя, тоже рассмеялась.
'Вы так прекрасны, - сказал он с необыкновенной нежностью через секунду. - Кто отпустил вас одну?'
'Я сбежала...' - Кристина сказала это и тут же осеклась.
'Да, вы можете!' - он произнес это так весело и в то же время так серьезно, что Кристина чуть не расплакалась.
Господи, он словно бы смотрел в ее душу! Смотрел и видел. Видел Кристину насквозь, видел и не презирал. Нет, напротив, он смотрел в ее душу любящими глазами. Взял в ладони и смотрел - чуткий, нежный, завороженный ее красотой.
'Я сейчас разревусь...', - прошептала Кристина и коснулась кончиков своих глаз.
'Хочешь поплакать - плачь...', - сказал юноша, подсел к ней и открыл свое плечо.
И она разревелась - прямо здесь, в киношном баре, на плече у незнакомого мужчины, совсем еще мальчика. Она разревелась, испытывая счастье. Замужняя, серьезная тетка на плече у юноши с большими зелеными глазами. Ей было стыдно до ужаса, и ей совсем не было стыдно.
