именно поэтому некоторые норовят зависнуть вместо лампочки под потолком, используя подручные средства в виде разорванных брюк и рубашек.
Думать о самоуничтожении и уничтожить себя - далеко не одно и то же. Среди моих тюремных знакомых только один, высокий, крепко сбитый парень лет двадцати пяти, каменщик по профессии, подошел к делу ответственно и довел его до конца. Все остальные потенциальные самоликвидаторы ограничились тошнотворным нытьем вокруг, видите ли, полная безнадега, а посему нет ни малейшего желания жить.
Каменщик не ныл, да и вообще не вел гнилые разговоры на подобную тему. Он сутками лежал на спине, уставившись в одну и ту же точку.
- Юрок, на прогулку пойдешь? - спрашивали мы его, но парень так ни разу и не вышел в тюремный дворик.
Юра заехал на тюрьму по обвинению в убийстве жены на почве ревности. До того, как он прикончил благоверную, они вместе работали на одном предприятии. Она - в бухгалтерии, он - непосредственно на стройке, плюс подрабатывал халтурой. На еду и одежду денег хватало с головой. Детей заводить не спешили, особых претензий к жизни как будто бы не было. Юра выглядел как типичный представитель рабочего класса, живущий по принципу: 'Главное, чтобы не хуже, чем все'.
Каждое утро, в одно и то же время, он вместе с женой шел на работу, а вечером они вместе возвращались домой. На праздники и выходные ходили в гости к родственникам или друзьям. С какой стороны ни посмотри - самая что ни есть заурядная пара, живущая стандартной жизнью в стандартной гостинке без перспективы на расширение.
- Знаешь, а мы ведь любили друг друга, - вырвалось однажды у Юры, когда мы сели пить чай после вечерней проверки. Юра тогда одел теплую вязаную безрукавку и как бы невзначай обронил:
- Это она мне её подарила на годовщину свадьбы.
Теперь трудно судить, где было больше любви, а где чего-то другого. Развод для Юры означал потерю не только любимой, но и квартиры вместе с машиной, так как все это было изначально её, а не его. По большому счету, у парня, приехавшего в Киев из глухого села, кроме привлекательной внешности и техникума за плечами, ничего-то и не было.
Они решили расстаться, отмечая очередную годовщину свадьбы, на третьем году совместной жизни.
- Пойми, Юрка, нам необходимо какое-то время пожить отдельно, чтобы разобраться друг в друге, в себе...
Супруга сидела в кресле напротив и пила шампанское. Он пил кофе и молча курил, тупо уставившись в телевизор. Не думаю, что для Юры это было большой неожиданностью. Он прекрасно знал, что последние года полтора его красавица жена значительную часть свободного времени проводит в постели у шефа, который был на пятнадцать лет старше её. Юра всё знал, однако делал вид, что ему ничего не известно.
Ближе к полуночи жена, как обычно, поцеловала его - невесомо и нежно, прикоснувшись губами к губам. Тихо сказала перед тем, как отправиться спать:
- Спасибо за то, что понял меня.
Юре, в отличие от жены, спать не хотелось. Он равнодушно проводил глазами супругу и, воткнув ноги в домашние тапочки, побрел на кухню в поисках бутерброда. С бутербродами не повезло - хлеб закончился. Зато в холодильнике нашлась начатая
бутылка водки, содержимое которой благополучно перекочевало в Юркин желудок. Как после этого у Юры в руках оказался топор, хранившийся на балконе в ящике для инструментов, он точно не помнит, но в спальню парень вошел уже вместе с ним.
Супруга спала, положив голову на зеленого пушистого слоника, подаренного ей крестным на Новый год. Юра на цыпочках подошел к кровати и остановился у изголовья. От природы парень был настолько физически силен, что ему не составило бы большого труда перерубить одним ударом кровать, но в последний момент силы изменили ему.
- Ты веришь? Я почти остановился...
Топор вошел в череп, но не убил. Юра испуганно отпрянул, широко раскрыв глаза, глядя на то, как задыхается девушка, захлебываясь собственной кровью, как багровая пена и слизь заливают диван. Его вдруг охватил животный страх, он больше не мог этого видеть, но и оторвать глаз не мог. Механически, словно в тумане, накрыл супругу шерстяным пледом и присел на краешек стула.
В течение нескольких часов тело содрогалось в конвульсиях, словно сквозь него пропускали электрический ток. О чем думал в эти часы Юра - одному Богу известно. Утром он пошел сдаваться в милицию.
В Печерском райотделе внутренних дел города Киева, куда пришел Юра, дежурный мент радостно заулыбался, похлопав каменщика по плечу:
- Не переживай, девок у тебя будет много - вся жизнь впереди, а то, что сам пришел, - эх, все бы так!..
Слегка пожурив парня, дежурный посоветовал ему зайти попозже, после того, как они сдадут смену. По-человечески его можно было понять: ну кому хочется в конце рабочего дня исписывать горы бумаги, выезжать на место происшествия, допрашивать, разбираться?.. Юра так и сделал, как ему посоветовали. Съездил на пару дней в село, а по возвращении в Киев, не заходя домой, пошел в милицию, предусмотрительно прихватив с собой теплые вещи. Вот так Юра и очутился в нашей камере, с удивлением обнаружив, что тюрьма вовсе не такая, как её показывают по телевизору.
Внешне поведение Юры мало чем отличалось от поведения остальных арестантов. Он охотно рассказывал, как ездил на заработки в Подмосковье, шутил... Не скулил, как другие. Только вот иногда задавал странные вопросы, обращенные то ли к сокамерникам, то ли к самому себе. Однажды утром он спросил у соседа по нарам:
- Как ты думаешь, она там меня ждет?
Усыпанный с головы до ног ярко-рыжими веснушками, не в меру подвижный Жора, предпочитающий ходить в гости через форточку, когда хозяев нет дома, вытащил зубную щетку изо рта:
- Да ты гонишь, братуха. Она в земной жизни гуляла налево- направо, а ты хочешь, чтобы такая на том свете берегла себя для тебя?
- Я не гоню. Гонят дерьмо по трубам, - оскорбился каменщик, поджав упрямые губы. - Нет, ждет. Мы сегодня с ней всю ночь говорили.
Жорик прополоскал рот и аккуратно упрятал зубную щетку обратно в пенал:
- Юрок, как развестись с женой в земной жизни ты придумал, а вот как вы будете разводиться на небесах, когда сойдетесь по-новой? На облаках-то топора нет. Хе-хе...
В десять утра Жорика заказали без вещей, и он ушел на следственку знакомиться с делом. Около одиннадцати Юра полез вешать веревку, как мы думали, для сушки белья, а в результате завис на ней сам. До сих пор удивляюсь, как самодельная веревка выдержала такой большой вес, тем более, что Юра сиганул в петлю с верхней нары, к тому же с разбега. Я обернулся, услышав едва различимый, странный и неприятный звук, словно кто-то сломал карандаш, зажав его между пальцами. Оказалось, это хрустнули Юркины позвонки.
Больше всех расстроился, как всегда, Жора, вернувшийся в камеру, когда Юру уже унесли и всех заказали с вещами.
- Вот так - ни с того, ни с сего, не попрощавшись... - Жора задыхался от возмущения. - Почему мне так не везет? Как сидеть, так мне, а как что-то интересное происходит, так всегда без меня!..
Камеру разбросали. В некотором смысле мне повезло - я переехал в другую хату вместе с Григорием Степановичем, известным финансистом лет шестидесяти, чье материальное благополучие многим не давало спокойно спать. Дядя Гриша оказался на редкость проницательным человеком. Он словно прочитал мои мысли:
- У каждого своя дорога домой. Он сделал свой выбор, мы сделали свой. Нужно держаться.
Я это и так понимал. Выйти на свободу с наименьшими потерями, со здоровой психикой и в отменной физической форме - вот задача, которая стояла передо мной. Юре тюрьма не понравилась, и он своего добился - покинул тюремную территорию. Как бы там ни было, а он уже на свободе.
Я сидел на нарах, медленно перебирая четки, сделанные из тюремного хлеба, и напряженно думал,
