Птиц неожиданно обнаружил, что его собственные руки уже некоторое время довольно забавным образом блуждают в вырезе платья Бланки. Он испугался. Это было очень, очень странно. Птиц хотел вскочить, что-то сделать, но тут Бланка погладила его руку и, расстегнув верхнюю пуговицу своего корсажа, чтобы ему было удобнее, стала рассказывать дальше историю своих предков, пировавших и воевавших в полной уверенности, что все это будет вечно, по крайней мере пока мышь, в которую могущественный Ма- Хо-Ка превратил злого бога Рдуна, не перегрызет яшмовый столб, на котором покоится небо.
Чувствуя, что снова проваливается в розовый сироп ее голоса, Птиц хотел было вспомнить что-то важное, но не успел… А Бланка повысила голос и стала рассказывать о том, как девятый граф дю Заоликан по кличке Хромоногий, налакавшись грушевого самогона, проиграл своему соседу в нормандский пикет ползамка. Казалось, тут и пришел конец славному роду дю Заоликанов, так как гнусный сосед являлся за своей половиной замка чуть ли не каждую неделю и уже стал грозить судебным разбирательством. Но, к счастью, Хромоногий, вернувшись с ночной ловли раков, слег и в одночасье умер. К власти пришел его сын, десятый граф дю Заоликан по прозвищу Куриный Огузок. Это был суровый властитель. Он немедленно заявил, что за долги папаши он не в ответе, а если настырный сосед не прекратит своих смехотворных поползновений, то пустить ему “красного петуха” – плевое дело. Сосед подумал-подумал, прикинул, что Куриный Огузок выполнить свою угрозу вполне способен, да и отступился. И правильно сделал…
– Конечно!
Птиц резко встал и, словно пытаясь взлететь, взмахнул руками.
– Все, я сказал – все!
Он увидел медвежонка, который, оторвавшись от Бьянки, ошарашенно крутил головой. На мордочке у него было написано удивление.
А Птиц вдруг понял, что им нужно бежать, потому что тут опасно. В чем кроется опасность, Птиц не хотел знать. Но он был уверен, что бежать нужно немедленно.
Как?
Наверное, из замка их так просто не выпустят. Ну, это ничего, в первый раз, что ли? Надо схитрить. Краем глаза Птиц увидел, как у Бьянки во рту что-то блеснуло. Словно бы клык?
Так, теперь нужно вывернуться, сделать вид, что они ни о чем не догадываются.
Пытаясь пошутить, Птиц сморозил какую-то глупость. Поздно! Бьянка и Бланка вскочили. Платья у них снова были застегнуты на все пуговицы. Одновременно, словно роботы, близняшки достали широкие черные ленты и завязали себе глаза. Птиц и медвежонок остолбенели от удивления.
Между тем сестрички с повязками на глазах, широко расставив руки, приближались к друзьям.
– Ага! – крикнул Птиц. – Жмурки! Это уже лучше!
Они с медвежонком повернулись и побежали прочь. Бланка и Бьянка не отставали ни на шаг. Они бежали все теми же коридорами и переходами, где стояли цветочные горшки со странными растениями, широкими залами, со стен которых им улыбались бесконечные портреты дю Заоликанов. Казалось, портреты что-то шептали, словно хотели предупредить, но на то, чтобы их послушать, не было времени. Бланка и Бьянка наступали им на пятки.
Задыхаясь, медвежонок и Птиц выскочили во двор. Ворота замка были заперты. Мельком они посмотрели на стражника. Он показался им странным, каким-то не таким. Но главное было не в этом. Главное было в том, что выбраться из замка не представлялось никакой возможности. Не прыгать же с высокой стены вниз? И к этому добавлялось странное ощущение, что каждая стена замка смотрит на них, следит за каждым их шагом, как следит кот за беспечной мышкой. Похоже, на этот раз они действительно крепко влипли.
Птиц огляделся и, увидев раскрытую дверь погреба, бросился к ней. Медвежонок не отставал.
В лицо им пахнуло сыростью и плесенью. Гнилые ступени чуть не обломились под ними, а друзья, не замечая этого, стрелой летели вниз, чувствуя, что главное сейчас – выиграть во что бы то ни стало время.
Подвал был уставлен огромными, поросшими мхом бочками. Кран у одной был завернут неплотно, и на землю медленно сочились янтарные капли. На какую землю?
Птиц наклонился, чтобы лучше рассмотреть, и замер. Пол погреба был покрыт поникшей травой. Это была не хилая белесая, выросшая в темноте травка, а обыкновенная, сочная, знавшая солнце трава. Получалось, что в полутьме подвала она оказалась лишь несколько дней назад. Боже, а вон там виднеется придавленная стеной тоненькая березка!
Что это?
Медвежонок схватил его за руку и закричал:
– Прячься, они уже здесь! Надо запутать их среди бочек!
И тут Птиц очнулся. Две пары тонких, но, наверное, очень сильных рук уже тянулись к нему. Под черными повязками насмешливо улыбались похожие на кровавые раны рты. Медвежонок тянул Птица куда- то за бочки, но тот вдруг резко вырвался и шагнул навстречу близняшкам.
Какая разница?
Птиц резко метнулся в сторону, поднырнул под жадно нашаривавшие его руки и рванул по лестнице вверх. Сзади, тяжело пыхтя, ломился медвежонок. А внизу слышался разочарованный вой.
Быстрее, быстрее вверх!
Лестница кончилась. Друзья буквально вывалились на широкий двор замка и остановились. Ворота были по-прежнему закрыты, и страж, глядя на них, загадочно улыбался.
Что же делать?
Они слышали, как близняшки карабкались из подвала, и еще вместе с ними шел кто-то скрипевший когтями по плитам стен, издававший глухое ворчание. Стражник нацелил на приятелей короткое, с широким наконечником копье. И тут только Птиц увидел, что у него нет ног. Стражник, словно цветок, рос из стены! Птицу стало ясно все.
