— Здесь не место, — ответил Бенедикт.
Несколько секунд лицо ее оставалось бесстрастным, но потом на него словно упала тень. Оно исказилось от страха. Началось все с глаз, которые вдруг стали невероятно круглыми и еще более зелеными, чем обычно, потом приоткрылись губы, и с них сорвался крик ужаса.
— О Господи! Я не подумала… — прошептала Софи скорее себе, чем Бенедикту.
— Я знаю. — Он улыбнулся. — И очень хорошо, что ты не думала. Я ненавижу, когда ты думаешь. Это всегда плохо для меня кончается.
— Больше этого не должно повториться.
— Не должно повториться здесь, ты хочешь сказать.
— Нет, я хочу сказать…
— Ни слова больше, иначе ты все испортишь!
— Но…
— Окажи мне любезность, — перебил он ее, — дай мне поверить, что сегодняшний день закончится без твоих обычных слов, что этого больше никогда не повторится.
— Но…
Бенедикт прижал к ее губам палец.
— Ты не хочешь выполнить мою просьбу?
— Но…
— Неужели я не заслуживаю даже такой малости?
Наконец он добился своего: Софи улыбнулась.
— Вот и хорошо. Так гораздо лучше, — проговорил Бенедикт.
Губы Софи дрогнули, улыбка стала шире.
— Молодец, — прошептал он. — А теперь я должен идти. Прошу тебя только об одном. Пока я буду идти, оставайся там, где стоишь, и продолжай улыбаться. Потому что любое другое выражение на твоем лице разбивает мне сердце.
— Но вы же ничего не увидите.
— Я почувствую, — сказал Бенедикт, коснувшись рукой ее подбородка.
И, повернувшись, вышел из сада.
Глава 16
«Светские новости от леди Уислдаун», 19 мая 1817 года
День проходил за днем, и к концу недели Софи поняла, что у Бриджертонов она не будет сидеть без дела. В течение дня у нее практически не было ни минуты свободного времени. В ее обязанности входило прислуживать трем незамужним девушкам, а это означало, что нужно всех их причесать, выгладить платья, вычистить туфли и, если потребуется, что-то починить или подшить. За всю неделю она выходила из дома лишь один-единственный раз, в сад почитать.
На первый взгляд жизнь ее мало чем отличалась от жизни у Араминты. Но если у Араминты она влачила жалкое существование, постоянно пребывая в тоске и унынии, то в семействе Бриджертон день был наполнен шутками и веселым смехом. Девочки постоянно подтрунивали друг над другом, однако подтрунивание это всегда носило добродушный характер и никогда не было пронизано такой злостью, какую Розамунд постоянно выказывала по отношению к Пози, что Софи не раз доводилось наблюдать. И когда на чаепитие не были приглашены гости, когда присутствовали только леди Бриджертон и девочки, Софи тоже всегда звали. Обычно она брала с собой корзинку с шитьем и что-нибудь чинила или пришивала пуговицы, пока девицы Бриджертон весело болтали. Софи обожала эти чаепития. Так было приятно пить свежезаваренный чай с молоком и наслаждаться теплыми булочками. А спустя несколько дней Софи настолько осмелела, что даже стала принимать участие в разговоре.
Эти чаепития стали для Софи самым любимым временем дня.
— Интересно, куда это запропастился Бенедикт? — спросила Элоиза как-то раз, спустя неделю после события, которому Софи дала название «страстный поцелуй».
— Ой!
Четверо Бриджертонов повернулись к Софи.
— Что с вами? — спросила леди Бриджертон, так и не донеся чашку до рта.
— Уколола палец, — ответила Софи, поморщившись. На губах леди Бриджертон появилась легкая понимающая улыбка.
— Мама тебе уже тысячу раз говорила… — начала было четырнадцатилетняя Гиацинта, но Франческа ее перебила.
— Тысячу раз? — переспросила она, насмешливо вскинув брови.
— Ну сто, — поправилась Гиацинта, бросив недовольный взгляд на старшую сестру, — чтобы ты не занималась шитьем во время чаепития.
Софи с трудом выдавила из себя улыбку.
— Тогда я буду себя чувствовать как без рук.
— А вот я не собираюсь заниматься во время чаепития своим вышиванием, — заявила Гиацинта, хотя ее никто не спрашивал.
— И ты не чувствуешь себя без него как без рук? — насмешливо спросила Франческа.
— Ни капельки, — ответила Гиацинта.
— По-моему, ты занимаешься этим вышиванием уже довольно длительное время, Гиацинта. С февраля месяца, если память мне не изменяет, — заметила леди Бриджертон, сделав глоток чаю.
— Маме ее память никогда не изменяет, — обратилась Франческа к Софи.
Гиацинта бросила на Франческу яростный взгляд, но та в ответ лишь улыбнулась.
Софи кашлянула, чтобы скрыть улыбку. Франческа, девушка двадцати лет — она была на год моложе Элоизы, — обладала острым чувством юмора. Когда-нибудь Гиацинта сможет с ней сравняться, но не сейчас.
— Никто не ответил на мой вопрос, — заявила Элоиза, со стуком ставя чашку на блюдце. — Где Бенедикт? Я его уже сто лет не видела.
— Не сто лет, а неделю, — поправила ее леди Бриджертон.
— Ой!
— Может, тебе взять наперсток? — обратилась Гиацинта к Софи.
— Обычно я отлично обхожусь без него, — пробормотала Софи.
Леди Бриджертон поднесла чашку ко рту, да так и осталась сидеть довольно продолжительное время.
Стиснув зубы, Софи с удвоенной энергией взялась за шитье, а мысли вернулись к Бенедикту. К ее удивлению, после того знаменательного поцелуя в саду Бенедикт не приходил в дом матери всю неделю. Софи часто ловила себя на том, что смотрит в окна, выглядывает из-за углов в надежде увидеть его.
Тщетно… Бенедикта не было.
Софи и сама не понимала, то ли испытывает облегчение, то ли, наоборот, негодование оттого, что ею так пренебрегают. А может быть, и то и другое.
Софи вздохнула. Да, скорее всего и то и другое.
— Ты что-то сказала, Софи? — спросила Элоиза.
— Нет, — пробормотала Софи, покачав головой, неотрывно глядя на несчастный уколотый палец. Слегка поморщившись, она нажала на место укола, и на кончике пальца выступила капелька крови.
— Так где он? — не отставала Элоиза.
— Элоиза, Бенедикту уже тридцать лет, — ласково проговорила леди Бриджертон. — Он вовсе не обязан докладывать нам о каждом своем шаге.
