сожалею о том, что мы сделали.
— Но воспоминания не согреют тебя по ночам.
— Да, — грустно согласилась Софи. — Но их у меня никто не отнимет.
— Ты трусиха, — укорил ее Бенедикт. — Боишься превратить эти воспоминания в реальность.
Софи круто обернулась.
— Нет, я не трусиха, — спокойно проговорила она, хотя Бенедикт сверлил ее мрачным взглядом. — Я незаконнорожденная. И прежде чем ты скажешь, что тебе это безразлично, позволь тебе заметить, что мне не безразлично. Равно как и всем остальным. Не прошло и дня, чтобы кто-нибудь не напомнил мне о моем низком происхождении.
— Софи…
— Если у меня будет ребенок, — голос Софи дрогнул, — знаешь, как я буду его любить? Больше всего на свете, больше жизни. Разве я могу причинить боль собственному ребенку, такую же, какую причинили мне?
— Ты хочешь сказать, что ты не признала бы собственного ребенка?
— Конечно, нет!
— Тогда он не будет испытывать такую же боль, какую испытала ты, — пожал плечами Бенедикт. — Потому что я его тоже признаю.
— Ты не понимаешь, — прошептала Софи и всхлипнула. Бенедикт сделал вид, что не услышал.
— Так, значит, твои родители тебя отвергли? Я прав?
Софи грустно улыбнулась:
— Не совсем. Правильнее будет сказать, на меня не обращали внимания.
— Софи, — порывисто проговорил Бенедикт, подходя к ней и заключая ее в объятия, — тебе вовсе не обязательно повторять ошибки своих родителей.
— Я знаю, — печально сказала Софи, не вырываясь из его объятий, но и не прижимаясь к нему. — И поэтому я не могу стать твоей любовницей. Я не хочу прожить такую же жизнь, какую прожила моя мама.
— Ты и не…
— Говорят, дураки учатся на своих ошибках, — решительно прервала его Софи, — а умные — на чужих. — Она высвободилась из его объятий и повернулась к нему лицом. — Мне хочется считать себя умной. Пожалуйста, не отнимай этого у меня.
В глазах ее затаилась отчаянная боль. Такая острая, что Бенедикт даже отшатнулся.
— Мне нужно одеться, — Софи отвернулась. — Думаю, тебе лучше выйти.
Несколько секунд Бенедикт молча смотрел ей в спину, а потом сказал:
— Я мог бы заставить тебя изменить свое мнение. Мог бы поцеловать тебя, и ты бы…
— Нет, не мог бы, — ответила Софи, не оборачиваясь.
— Нет, мог бы!
— Если ты сейчас станешь меня целовать, то потом себя возненавидишь.
Секунду помешкав, Бенедикт вышел и захлопнул за собой дверь.
А Софи отбросила дрожащими руками одеяло и, упав на софу, залилась горючими слезами.
Глава 18
«Светские новости от леди Уислдаун», 9 июня 1817 года
Софи не видела Бенедикта целых две недели и никак не могла решить, радоваться этому, удивляться или испытывать по этому поводу разочарование. В эти дни она вообще ходила сама не своя и мало что понимала.
Она была уверена, что приняла правильное решение, в очередной раз отказавшись от предложения Бенедикта, хотя сделать это ей было непросто: слишком она его любила. Однако ее положение незаконнорожденной принесло ей столько страданий, что она ни за что на свете не стала бы подвергать таким мукам ребенка, да еще собственного. Значит, она обречена никогда не иметь детей.
Один раз она, правда, пошла на риск, отдавшись Бенедикту, и нисколько об этом не жалеет, поскольку всю жизнь будет бережно хранить в памяти эти прекрасные мгновения. Однако это не означает, что она пойдет на этот риск во второй раз. Но хотя Софи была уверена, что поступила правильно, сердце ее разрывалось от боли. И боль эта с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. Софи и сама не понимала, как выдерживает такие муки.
Положение усугублялось тем, что она боялась выйти из дома, понимая, что Пози наверняка ее ищет. А Софи справедливо считала, что будет лучше, если она ее не найдет. И не потому, что опасалась, что Пози расскажет о ней Ара-минте: Софи достаточно хорошо знала Пози, чтобы ей доверять. Пози никогда бы добровольно не нарушила данного ею обещания. А она обещала Софи не выдавать ее, подтвердив свое обещание кивком головы.
Однако Софи вполне допускала, что может возникнуть ситуация — и не одна, а множество, — когда Пози совершенно случайно, без всякого злого умысла проболтается о том, что видела Софи в Лондоне. Следовательно, она ни в коем случае не должна знать, где живет Софи. Пускай считает, что Софи, гуляя, случайно забрела на эту улицу или что она намеренно выследила Араминту. Оба варианта были более предпочтительны, чем истинная правда — что Софи вынудили стать личной горничной в доме, расположенном всего в нескольких шагах от того места, где Пози ее увидела.
Всего этого было более чем достаточно, чтобы Софи находилась в растрепанных чувствах. Правда, она каким-то непостижимым образом умудрялась держать себя в руках, однако была рассеянна и молчалива и понимала, что ни от леди Бриджертон, ни от ее дочерей это не укрылось. Когда они смотрели на нее, на их лицах появлялось озабоченное выражение, разговаривали они с ней чересчур ласковым тоном и никак не могли понять, почему она больше не составляет им компанию во время чаепития.
В один из таких невеселых дней Софи спешила по холлу в свою комнату, намереваясь заняться штопкой, но по дороге ее перехватила леди Бриджертон.
— Так вот вы где, Софи! — воскликнула она. Софи остановилась и, с трудом изобразив на лице улыбку, поспешно присела в реверансе.
— Добрый день, леди Бриджертон, — вежливо поздоровалась она.
— Добрый день, Софи. Я вас ищу по всему дому.
Софи непонимающе уставилась на нее. В последнее время она вообще с трудом соображала. Трудно было на чем-то сосредоточиться.
— Вот как? — наконец проговорила она.
— Да. Никак не могу понять, почему вы целую неделю не приходите пить с нами чай. Вы же знаете, когда мы собираемся за столом своей семьей, вы всегда желанная гостья.
Софи почувствовала, что щеки ее начинают покрываться краской стыда. Она не приходила пить чай,
