увидел.
— И тем не менее…
— И тем не менее, — кивнула мать. Протянув руку, Бенедикт погладил ее. Он не собирался этого делать, однако удержаться не мог.
— Итак, — сказала Вайолет, слегка пожав руку Бенедикту, прежде чем положить свою на колени, — признавайся, почему ты завел разговор про отца?
— Так просто, — солгал Бенедикт. — Без всякой причины…
А впрочем, к чему лукавить?
Он замолчал. Мать терпеливо ждала, и на лице ее застыло такое выражение, что Бенедикт не смог больше сдерживаться.
— А что может случиться, если мужчина влюбляется не в ту женщину, в какую ему стоит влюбиться?
— Не в ту? — переспросила мать.
Бенедикт кивнул, уже жалея, что завел этот разговор. Не нужно было ничего рассказывать матери, и все-таки…
Он вздохнул. Мать всегда прекрасно умела слушать. И если уж говорить откровенно, как никто другой, могла дать прекрасный совет в сердечных делах. Вот если
Бы она еще и не стремилась во что бы то ни стало женить его, ей бы цены не было.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросила она.
— Я имею в виду… — Бенедикт замолчал и, подумав, продолжал:
— Я имею в виду, если, например, такой мужчина, как я, влюбляется в женщину, на которой он не должен жениться.
— Ты хочешь сказать, в женщину не нашего круга?
— Что-то вроде этого, — проговорил Бенедикт, пристально разглядывая картину на стене.
— Понятно. Что ж… — Вайолет нахмурилась. — Думаю, это зависит от того, насколько далеко она находится от нашего круга.
— Далеко.
— Очень или не очень?
Бенедикт был убежден, что ни один мужчина его возраста и имеющий его репутацию никогда не стал бы разговаривать с матерью на такую тему, но тем не менее ответил:
— Очень.
— Понятно. Что ж, в таком случае… — На мгновение она закусила губу и порывисто продолжала:
— Что ж, в таком случае я тебе вот что скажу… Я тебя очень люблю и во всем буду тебя поддерживать. — Она откашлялась. — Если мы, конечно, говорим о тебе.
Отрицать было бы глупо, и Бенедикт кивнул.
— Однако, — продолжала Вайолет, — я бы посоветовала тебе все хорошенько взвесить. Любовь, конечно, является основой любого брачного союза, но нельзя забывать и о влиянии извне. Если ты женишься, скажем, — она откашлялась, — на женщине, принадлежащей к классу прислуги, то приготовься стать объектом бесчисленных сплетен, изгоем. Для такого, как ты, вынести это будет нелегко.
— Для такого, как я? — ощетинился Бенедикт.
— Не сердись. Я вовсе не хотела тебя оскорбить. Но вы со своим братом ведете жизнь, полную развлечений и удовольствий. Вы красивы, интеллигентны, умны. Все вас любят. Даже передать тебе не могу, насколько мне это приятно. — Она улыбнулась печальной улыбкой. — Нелегко быть человеком, который не пользуется успехом.
И внезапно Бенедикт понял, почему мать всегда заставляла его танцевать с девицами типа Пенелопы Фезерингтон. С такими, которые стояли у стен танцевального зала и делали вид, что им вовсе не хочется танцевать.
Мать и сама не пользовалась успехом!
Это было трудно себе представить. Его мать, необыкновенно популярная сейчас особа, имеющая множество подруг… И отец, считавшийся самым завидным женихом сезона.
— Только ты можешь принять решение, — продолжала Вайолет, возвращая его в настоящее. — И боюсь, оно будет нелегким.
Бенедикт молча уставился в окно, соглашаясь со словами матери.
— Однако, — прибавила она, — если ты решишь соединить свою жизнь с женщиной, которая не принадлежит к нашему классу, можешь не сомневаться в моей поддержке.
Бенедикт пристально взглянул на нее. Не многие великосветские дамы сказали бы такое своим сыновьям.
— Ты мой сын, — просто сказала Вайолет, — и я жизнь за тебя отдам.
Бенедикт открыл было рот, но не нашелся, что ответить.
— Я не откажусь от тебя только потому, что ты женишься на женщине не нашего круга.
— Спасибо, — единственное, что смог выдавить из себя Бенедикт.
Вайолет вздохнула — достаточно громко, чтобы привлечь его внимание. Вид у нее был усталый, лицо грустное.
— Как бы я хотела, чтобы твой отец был сейчас вместе с нами, — проговорила она.
— Ты редко об этом говоришь, — тихо сказал Бенедикт.
— Но я всегда об этом мечтаю. — На секунду мать закрыла глаза и, открыв их, повторила:
— Всегда.
И внезапно все стало на свои места. Глядя на мать, наконец-то впервые осознав всю глубину любви родителей друг к другу, Бенедикт вдруг понял, что любит Софи. Любит всем сердцем. И лишь это имеет значение.
Он думал, что полюбил таинственную незнакомку с бала-маскарада. Думал, что хочет жениться на ней. Но понял теперь, что она лишь мечта, призрак, женщина, которую он так никогда и не узнал.
А Софи — это Софи. И кроме нее, ему никто не нужен.
Софи не слишком верила в судьбу, но после часа, проведенного с Николасом, Элизабет, Джоном и Элис Уэнтуорт — юными кузенами и кузинами Бриджертонов, — она начала думать, что, быть может, судьба смилостивилась над ней, не позволив ей получить место гувернантки.
Она страшно устала.
Впрочем, раздраженно подумала она, усталостью то состояние, в котором она пребывала в данный момент, никак нельзя было назвать.
Усталость не предполагает тихого помешательства, в которое она впала после общения с четырьмя малолетними отпрысками клана Бриджертонов.
— Нет, это моя кукла! — кричала Элизабет Элис.
— Нет, моя! — вопила Элис в ответ.
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Ладно, ладно не ссорьтесь, сейчас я вас помирю, — заявил Николас и с важным видом направился к девчушкам.
Софи застонала от отчаяния. У нее было такое чувство, что десятилетнему мальчишке, разыгрывавшему из себя пирата, вряд ли подходит роль миротворца.
— Никому эта кукла будет не нужна, — заявил он, и в глазах его появился дьявольский блеск, — если я просто оторву ей…
Софи бросилась к детям с криком:
— Нет, ты этого не сделаешь, Николас Уэнтуорт!
— Но тогда они перестанут…
— Я сказала — нет! — решительно перебила его Софи.
Он взглянул на нее, явно прикидывая, стоит ли ее слушаться, и, решив, что стоит, отошел, что-то бурча себе под нос.
— По-моему, пора придумать новую игру, — шепнула Гиацинта.
— Совершенно верно, — ответила ей Софи тоже шепотом.
