видно невооруженным глазом, а вот за что, мне и хотелось бы выяснить, прежде чем я предъявлю кому-то обвинение.
Секунду все молчали, потом одновременно заговорили.
— Тихо! — крикнул судья и ткнул пальцем в сторону Софи. — Начинайте вы.
— Уф! — Теперь, когда Софи дали слово, она почувствовала невероятное смущение.
Судья громко кашлянул, поторапливая, и Софи, указав на Бенедикта, быстро заговорила:
— То, что он сказал, совершенно верно. Я и в самом деле дочь графа Пенвуда, хотя он меня так и не признал.
Араминта открыла было рот, чтобы что-то сказать, но судья бросил на нее такой взгляд, что она не решилась это сделать.
— Я жила в Пенвуд-Парке в течение семи лет, до того как она, — Софи кивнула на Араминту, — вышла замуж за графа. Граф назвался моим опекуном, но все знали, кто я ему на самом деле. — Софи замолчала, вспомнив постоянно грустное лицо отца. — Я очень на него похожа, — прибавила она.
— Я знала вашего отца, — тихо проговорила леди Бриджертон. — И вашу тетушку. Потому-то мне постоянно казалось, что мы с вами где-то раньше встречались.
Софи благодарно ей улыбнулась. Голос леди Бриджертон звучал ободряюще, и у нее потеплело на душе.
— Прошу вас, продолжайте, — сказал судья. Софи кивнула и стала рассказывать дальше:
— Когда граф женился на ней, она попыталась заставить его выгнать меня из дома, но отец не согласился. Я редко его видела и думаю, он нечасто вспоминал обо мне, но он считал, что несет за меня ответственность, и никогда не позволил бы вышвырнуть меня из дома. Но когда он умер…
Софи замолчала, пытаясь проглотить комок в горле. Она еще никому и никогда не рассказывала свою историю, и сейчас произносимые ею слова казались чужими и странными.
— Когда он умер, — продолжала она, — оказалось, что, согласно его завещанию, леди Пенвуд может получить в три раза большую сумму денег, если согласится оставить меня в доме до достижения мной двадцатилетнего возраста. И она на это пошла. Однако мое положение изменилось кардинально. Я стала служанкой. Впрочем, «служанка» — не совсем верное слово. — Софи печально улыбнулась. — Слугам платят, а я жила на положении рабыни.
Софи взглянула на Араминту. Она стояла, скрестив руки на груди, задрав нос и плотно сжав губы, и Софи внезапно как громом поразило: сколько же раз она видела на лице Араминты подобное выражение — злое, надменное, пренебрежительное.
Араминта ненавидела ее так, что готова была стереть с лица земли, а она, Софи, выжила. Она стояла перед ней грязная, нищая, но дух ее был не сломлен.
— Софи? — с беспокойством спросил Бенедикт. — С тобой все в порядке?
Софи медленно кивнула. Только сейчас она начала понимать, что с ней и в самом деле все в порядке. Человек, которого она любит, только что сделал ей предложение, Араминта наконец-то получит по заслугам: Бриджертоны наверняка позаботятся о том, чтобы ни в одном приличном доме ее не принимали; а Пози (и это самое приятное) — Пози, которая всегда хотела быть ей сестрой и у которой никогда не хватало духу защитить саму себя, встала на ее защиту, выступив против матери. Софи была на сто процентов уверена, что, если бы Бенедикт не приехал в тюрьму и не объявил, что она его невеста, показание Пози было бы единственным, что спасло бы ее от высылки из страны, а может быть, и от смертной казни. И Софи понимала, что Пози придется дорого заплатить за свою храбрость. Араминта наверняка придумает, как превратить жизнь своей младшей дочери в кромешный ад.
Да, все сейчас в полном порядке, и Софи, с облегчением вздохнув, проговорила:
— Позвольте мне закончить свой рассказ. После смерти графа леди Пенвуд держала меня в доме в качестве бесплатной горничной. Хотя по правде говоря, я выполняла к тому же работу трех служанок.
— А знаете, в прошлом месяце леди Уислдаун как раз об этом писала! — воскликнула Пози. — Я говорила маме, что…
— Заткнись, Пози! — крикнула Араминта.
— Когда мне исполнилось двадцать лет, — продолжала Софи, — она не выгнала меня из дома. До сегодняшнего дня не понимаю почему.
— По-моему, мы уже достаточно ее наслушались, — бросила Араминта.
— А по-моему, нет! — выпалил Бенедикт. Софи вопросительно взглянула на судью и, когда тот кивнул, продолжала:
— Могу лишь предположить, что ей нравилось кем-то командовать. А может быть, хотелось иметь горничную, которой не нужно платить. Ведь никаких денег отец мне не оставил.
— Это не так! — выпалила Пози. Софи изумленно взглянула на нее.
— Он оставил тебе деньги.
Софи открыла рот от удивления:
— Но этого не может быть! У меня ничего нет. Отец позаботился о том, чтобы до двадцати одного года я ни в чем не нуждалась, но после этого…
— После этого, — решительно заявила Пози, — у тебя оставалось приданое.
— Приданое? — прошептала Софи.
— Это не правда! — взвизгнула Араминта.
— Нет, правда! — отрезала Пози. — Не нужно было оставлять компрометирующих доказательств, мама. Я читала в прошлом году копию завещания графа. — Она повернулась к присутствующим. — Оно находится в той же шкатулке, что и обручальное кольцо.
— Вы украли мое приданое? — едва слышно прошептала Софи.
Все эти годы она думала, что отец ей ничего не оставил. Она знала, что он никогда ее не любил, что поселил ее в своем доме только потому, что посчитал обязанным возложить на себя ответственность за ее благополучие, но сознание того, что он оставил приданое Розамунд и Пози — которые не приходились ему никем, — а не ей, родной дочери, всегда доставляло острую боль. Наверное, он просто забыл о ней.
— Он оставил мне приданое… — ошеломленно проговорила она и, повернувшись к Бенедикту, сказала:
— У меня есть приданое.
— Мне все равно, есть у тебя приданое или нет, — ответил Бенедикт. — Мне оно не нужно.
— А мне не все равно, — сказала Софи. — Я думала, он забыл обо мне. Все эти годы я считала, что он забыл упомянуть меня в своем завещании. Я понимаю, он не мог оставить денег незаконнорожденной дочери, но ведь он во всеуслышание объявил меня своей подопечной. А подопечной оставлять деньги не возбраняется. — Она почему-то взглянула на леди Бриджертон. — Он мог это сделать. Так делается сплошь и рядом.
Откашлявшись, судья повернулся к Араминте.
— И где сейчас это приданое?
Араминта промолчала.
Тоже откашлявшись, леди Бриджертон проговорила:
— По-моему, присваивать чужое приданое не вполне законно. — Она удовлетворенно улыбнулась. — Не правда ли, Араминта?
Глава 23
«Светские новости от леди Уислдаун», 18 июня 1817 года
Никогда Бенедикт не любил мать больше, чем в эту минуту. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться, что давалось ему с величайшим трудом: леди Пенвуд тяжело дышала, словно выброшенная на берег рыбина.
У судьи глаза вылезли из орбит.
— Вы предлагаете мне арестовать графиню?!
— Конечно, нет, — успокоила его Вайолет. — Пусть наслаждается свободой. Аристократы редко платят за свои преступления. Однако, — прибавила она, многозначительно взглянув на леди Пенвуд, — если бы вы ее и в самом деле арестовали, ей было бы весьма непросто оправдаться.
