— И спасибо за то, что согласился потанцевать с Пенелопой, — многозначительно проговорила Вайолет.
Бенедикт насмешливо улыбнулся. Они оба знали, что слова эти служили отнюдь не благодарностью, а напоминанием.
Скрестив руки на груди, Бенедикт проводил мать взглядом и, тяжело вздохнув, стал пробираться к столу, возле которого стояла Пенелопа. Он любил мать до умопомрачения, однако его раздражала ее манера вечно совать нос в светскую жизнь своих детей. Больше всего на свете Вайолет беспокоило то, что Бенедикт до сих пор не женился, и самое большое огорчение вызывали хмурые лица девушек, которых никто не приглашал танцевать. В результате огромную часть времени на балах Бенедикт проводил, танцуя с девицами, которых мать усердно ему сватала, но еще большую — с девицами, не пользовавшимися успехом.
Из двух зол Бенедикт выбирал меньшее, а именно второе. Девицы, которых сватала мать, как правило, оказывались недалекими и скучными.
Особенной любовью у матери пользовалась Пенелопа Фезерингтон, у которой нынешний сезон был уже по счету… О Господи, неужели третьим? Ну да, третьим. И никаких перспектив выйти замуж. Ну да ладно, он выполнит свое обещание. Пенелопа — милая девушка, достаточно умная и своеобразная. Когда-нибудь она найдет себе мужа. Это, конечно, будет не он и скорее всего не один из его знакомых, но кто-то же на ней наверняка женится.
Вздохнув, Бенедикт начал пробираться к столу с прохладительными напитками, явственно ощущая во рту вожделенный вкус бренди. Что ж, если не удалось выпить любимого напитка, придется пока довольствоваться лимонадом.
— Мисс Фезерингтон! — крикнул он и, когда все три мисс Фезерингтон обернулись, вздрогнул от неожиданности. — Гм… я имел в виду Пенелопу.
Пенелопа так и просияла, и Бенедикт вынужден был напомнить себе, что неплохо к ней относится. На нее и в самом деле можно было бы обратить внимание, если бы она держалась подальше от своих сестер- неудачниц, которые у всякого нормального мужчины вызывали лишь одно желание: бежать от них как черт от ладана.
Он уже почти дошел до трех сестер, как вдруг у него за спиной пронесся шепот. Бенедикт прекрасно понимал, что должен идти дальше и выполнить свое обещание потанцевать с Пенелопой, однако рассудил, что не будет ничего плохого в том, что он удовлетворит свое любопытство и обернется. И он обернулся.
И увидел такую потрясающую женщину, какой ему еще никогда не доводилось видеть.
Он даже не мог сказать, красива она или нет, поскольку лицо ее было надежно скрыто полумаской, а волосы оказались самого обыкновенного темно-русого цвета.
Но во всем ее облике было нечто завораживающее. В том, как она стояла, улыбаясь и оглядывая танцевальный зал поблескивающими из-под полумаски глазами, словно более восхитительного зрелища, чем скопление жалких членов великосветского общества, разодетых в дурацкие карнавальные костюмы, ни разу в жизни не видела.
Казалось, красота ее исходит изнутри.
Создавалось такое ощущение, будто незнакомка вся светится, и Бенедикта внезапно осенило: она по- настоящему счастлива. Счастлива находиться на этом балу-маскараде, счастлива быть одной из присутствующих.
Причем счастлива так, как Бенедикт никогда не был, хотя жизнь его можно было назвать вполне счастливой. У него семеро братьев и сестер, любящая мать, многочисленные друзья.
И Бенедикт почувствовал, что, если сейчас же не познакомится с красавицей, не откроет секрета этого безбрежного счастья, он не сможет жить дальше.
Позабыв про Пенелопу, он стал протискиваться сквозь толпу и вскоре оказался в нескольких шагах от нее. Однако трое джентльменов успели его опередить и уже расточали незнакомке слащавые комплименты. Бенедикт с интересом наблюдал, как она отреагирует. Незнакомка не заставила себя долго ждать, и ее реакция поразила его.
Ни капли напускной скромности, притворной застенчивости или дурацкого хихиканья, как повела бы себя любая из его знакомых женщин.
Она просто улыбнулась. Вернее, просияла. Бенедикт прекрасно знал, что комплименты призваны заставить человека, которому они предназначаются, почувствовать себя счастливым, но еще ни разу в жизни не видел, чтобы женщина реагировала на них с такой неподдельной, какой-то детской радостью.
И он шагнул вперед. Он хотел, чтобы радость эта была обращена на него одного.
— Прошу меня простить, джентльмены, но леди обещала этот танец мне, — солгал он.
В прорезях маски было заметно, как ее глаза сначала расширились, потом насмешливо сверкнули. Бенедикт протянул руку, моля Бога, чтобы незнакомка не обвинила его в обмане.
Однако она лишь улыбнулась, и от этой широкой, радостной улыбки сердце Бенедикта затрепетало. Незнакомка вложила свою руку в его, и только тогда он понял, что все это время сдерживал дыхание.
— Вам разрешено танцевать вальс? — шепотом спросил он, когда они. подошли к танцевальной площадке. Девушка покачала головой:
— Я не танцую.
— Вы шутите.
— Боюсь, что нет. Дело в том… — она наклонилась к Бенедикту и с сияющей улыбкой призналась, — что я не умею танцевать.
Бенедикт изумленно воззрился на нее. Она двигалась с врожденной грацией, и потом, как может девица ее возраста и воспитания не уметь танцевать?
— Остается только одно, — прошептал он. — Научить вас.
Глаза незнакомки расширились, губы приоткрылись, и с них сорвался изумленный смех.
— Что тут смешного? — спросил Бенедикт, и сам с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
Она улыбнулась ему так, словно они были знакомы уже сто лет.
— Даже я знаю, что на балу не учат танцам.
— Что вы подразумеваете под этим «даже я знаю»? — прошептал Бенедикт.
Незнакомка промолчала.
— В таком случае придется мне самому заняться вашим обучением, даже если придется сделать это силой.
— Силой? — переспросила незнакомка.
— Было бы не по-джентльменски не исправить подобного плачевного положения дел.
— Плачевного, говорите? Бенедикт пожал плечами:
— Прекрасная женщина, не умеющая танцевать, — это преступление против природы.
— Если я разрешу вам научить меня танцевать…
— Когда вы разрешите научить вас танцевать, — перебил ее Бенедикт.
— Если я разрешу вам научить меня танцевать, где вы собираетесь проводить урок?
Подняв голову, Бенедикт обвел взглядом танцевальный зал, что при его внушительном росте — а он был самым высоким среди присутствующих — сделать это оказалось ему совсем не трудно.
— Придется удалиться на террасу, — сказал он наконец.
— На террасу? — переспросила незнакомка. — А там не слишком многолюдно? Вечер выдался теплый.
— На хозяйской террасе никого не будет, — заявил он, наклоняясь к ней.
— А откуда в таком случае о ее существовании известно вам? — удивилась незнакомка.
Бенедикт изумленно уставился на нее. Неужели она и в самом деле не знает, кто он такой? Не то чтобы он был такого высокого мнения о своей персоне, чтобы считать, что все в Лондоне обязаны его знать. Но он был Бриджерто-ном, а если человек знаком с одним Бриджертоном, это означало, что он непременно узнает другого. А поскольку не было в Лондоне человека, который ни разу не столкнулся либо с одним, либо с другим Бриджертоном, Бенедикта узнавали повсюду, хотя бы как «Номер два».
— Вы не ответили на мой вопрос, — прервала его размышления таинственная незнакомка.
— Откуда я узнал о хозяйской террасе? — Бенедикт поднес ее руку, затянутую в перчатку из
