внутренней стороны крышки? Более того, этот край настолько выцвел, что, видимо, футляр пролежал там довольно долго. Я мог лишь кивнуть. Как всегда, стоило Холмсу пояснить свои поразительные наблюдения, как они начинали казаться примитивно простыми. - Жаль, - сказал я, - что мы не знаем, где находится ломбард, а то, пожалуй, стоило бы выяснить, откуда появился этот любопытный подарок. - Быть может, в свое время выясним, Уотсон, - сказал Холмс с отрывистым смешком. - Ломбард, о котором идет речь, находится вдали от людных улиц. Он смотрит на юг и расположен на узкой улочке. Дела ростовщика отнюдь не блестящи. Можно еще отметить, что он родом иностранец. Вы, конечно, видите все это? - Ничего подобного я не вижу, - сказал я, вновь уязвленный. - Напротив, - проговорил Холмс, соединяя кончики пальцев и ласково глядя на меня, - вы все это видите, мой дорогой Уотсон, но вы не делаете никаких выводов. Разберем мои заключения по порядку. Эти инструменты были бы с радостью приобретены одним из многочисленных студентов-медиков в Лондонском Сити, что, несомненно, произошло бы, находись ломбард на большой проезжей улице. Отсюда я делаю вывод, что он расположен поодаль от людных улиц. - Но почему именно на южной стороне узкой улочки? - Обратите внимание на то, где находится выгоревшее место. Это ровная полоска у верхнего края бархатной подкладки. Следовательно, солнце падало на открытый футляр, когда находилось в зените, и здания на противоположной стороне улицы не закрывали его лучи. Значит, ломбард находился на южной стороне узкой улицы. - А как вы определили, что ростовщик по происхождению иностранец? - Взгляните на цифру семь в номере закладной, написанной мелом сбоку футляра. Вертикальную палочку перекрещивает короткая перекладина. Только иностранцы перекрещивают семерки таким образом. Я снова почувствовал себя как пятиклассник, забывший слова национального гимна. - Холмс, Холмс, - сказал я, качая головой, - я никогда не перестану вам удивляться... Но он не слушал. Он вновь нагнулся над футляром и просунул щипчики под бархатную подкладку. Она поддалась, и он отогнул ее. - Ага! Что это, не попытка ли сокрытия? - Сокрытия чего? Пятен? Царапин? - Вот чего, - сказал он, указывая своим тонким длинным пальцем. - Да ведь это герб! - И, признаюсь, мне неизвестный. Поэтому, Уотсон, будьте добры, подайте мне 'Справочник пэров' Бэрка. В то время как я послушно направился к книжным полкам, он продолжал рассматривать украшение наверху гербового щита, бормоча себе под нос: 'Тиснение по коже футляра. Поверхность по-прежнему в прекрасном состоянии'. Он распрямился. - Ключ к личности человека, которому принадлежал набор инструментов. - Он, видимо, аккуратно обращался со своими вещами. - Возможно, но я имел в виду... Он не закончил фразу. Я протянул ему справочник Бэрка, и он начал быстро листать его. - Нашел! Бегло рассмотрев герб, Холмс закрыл книгу, положил ее на стол и сел на стул, уставившись в одну точку своим пронзительным взглядом. Я не мог больше скрывать нетерпение. - Чей это герб, Холмс? - Прошу прощения, Уотсон, - сказал Холмс, очнувшись, - Шайрса. Кеннета Осборна, герцога Шайрского. Это имя было мне хорошо известно, как, впрочем, всей Англии. - Блестящий род. Холмс рассеянно кивнул. - Его владения, если не ошибаюсь, находятся в Девоншире, на краю болот, среди охотничьих угодий, пользующихся популярностью у спортсменов-аристократов. Помещичий дом - внешне он скорее напоминает феодальный замок - стоит уже четыреста лет, классический образец готического стиля. Я мало знаком с историей Шайрсов, если не считать того общеизвестного факта, что это имя никогда не было связано с преступным миром. - Значит, Холмс, - сказал я, - мы снова возвращаемся к первоначальному вопросу. - Поистине так. - А именно: почему вам послали этот набор инструментов? - Трудный вопрос. - Может быть, объяснительное письмо задержалось? - Не исключено, что вы попали и точку, Уотсон, - сказал Холмс. Поэтому я предлагаю предоставить лицу, приславшему его, немного времени, скажем до... - Он сделал паузу и протянул руку за потрепанным Брэдшоу, отличным справочником движения английских поездов. - .. До завтра, 10.30 утра. Если к этому времени мы не получим объяснения, нам придется отправиться на Паддингтонский вокзал и сесть на девонширский экспресс. - С какой целью. Холмс? - С двоякой. Во-первых, короткое путешествие по сельской местности в это время года, когда природа меняет краски, подействует освежающе на двух замшелых лондонцев. - А во-вторых? Аскетическое лицо Холмса озарилось странной улыбкой. - Справедливость требует, - сказал мой друг Холмс, - чтобы собственность герцога Шайрского была возвращена ему, не правда ли? - Он вскочил и взял в руки скрипку. - Погодите, Холмс! - воскликнул я. - Здесь что-то кроется, о чем вы мне не сказали. - Нет, нет, мой дорогой Уотсон, - сказал он, отрывисто ударяя смычком по струнам. - Просто у меня такое предчувствие, что нам предстоит трудное плавание.
ЭЛЛЕРИ ПРОДОЛЖАЕТ
Эллери оторвался от рукописи. Грант Эймс-третий продолжал потягивать виски. - В конце концов печень вас подведет, - сказал Эллери. - Брюзга вы, больше никто, - ответил Эймс. - Но в данный момент, сынок, я чувствую себя частицей истории. Актер на великой сцене. - Который пьет горькую? - Скажите, какой моралист. Я говорю о рукописи. В 1888 году Шерлок Холмс получил таинственный набор хирургических инструментов. Он мобилизовал свои выдающиеся способности и пустился в одно из своих замечательных приключений. Три четверти века спустя другой пакет приносят другому знаменитому сыщику. - К чему вы клоните? - проворчал Эллери, явно раздираемый между рукописью доктора Уотсона и бездействующей пишущей машинкой. - Единственное, что остается сделать, чтобы завершить историческую аналогию, - это нацелить современный талант на современные приключения. Действуйте, мой дорогой Эллери. А я сыграю роль Уотсона. Эллери поморщился. - Конечно, вы можете усомниться в моей пригодности. Но должен сказать, что я тщательно следил за каждым шагом великого детектива. Эллери наконец пробрало. Он неприязненно посмотрел на своего гостя. - Ах, так? Такой вы умник! Ладно, проверим. Кавычки открываются: 'Весной 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет даже потрясен убийством... - Рональда Адера'. Кавычки закрываются, - быстро подхватил Эймс. 'Пустой дом' из 'Возвращения Шерлока Холмса'. - Кавычки открываются: 'В ее руке блеснул маленький пистолет. Один выстрел, другой, третий... - Дуло пистолета было в полуметре от груди Милвертона'. Кавычки закрываются. 'Конец Чарльза Огастена Милвертона'. - Браво, Уотсон! Кавычки открываются: 'Эти люди, придавленные, но не растоптанные, опустившиеся на дно общества, но не низкие'. - Кавычки закрываются. - Светский повеса зевнул. - Оставьте ваши детские попытки поймать меня. Вы процитировали себя из 'Игрока противной стороны'. Эллери усмехнулся. Оказывается, этот субъект интересуется не только самодовольными красотками и дорогим виски. - Очко в вашу пользу. Но я уверен, что смогу подловить вас. - И я уверен, что сможете, если потянете подольше, но это ни к чему. Приступайте к делу, мистер Куин. Вы прочли первую главу рукописи? Если вы неспособны на куиновские дедукции, никогда больше не возьму у знакомых ни одной вашей книжки. - Единственное, что я могу сказать в данный момент, - это что почерк, который якобы принадлежит Уотсону, аккуратный, твердый, но временами неразборчивый. - Далеко вам до Холмса, дружище. Вопрос состоит в том, действительно ли это почерк Уотсона? Подлинная ли это рукопись? А ну-ка, Куин, продемонстрируйте свои способности. - Да замолчите вы наконец! - воскликнул Эллери и принялся читать дальше.
Глава 2
ЗАМОК НА БОЛОТЕ
В более поздний период своей жизни мой друг Шерлок Холмс, как я писал в другом месте, удалился от лихорадочного темпа жизни Лондона и завел подумать только! - пчел в Саут Даунсе. Он, таким образом, закончил свою карьеру без всяких сожалений, посвятив себя этому виду сельской деятельности с той же целеустремленностью, с какой он выслеживал столь многих хитрейших преступников. Но в ту пору, когда Джек Потрошитель орудовал на улицах и в переулках Лондона, Холмс был еще убежденным горожанином. Все его способности были настроены на смутные нюансы лондонских рассветов и сумерек. Омерзительная вонь какого-нибудь закоулка в Сохо заставляла его ноздри трепетать, тогда как запах весны, пробуждавший сельских жителей, мог привести его в сонное состояние. Поэтому я с удивлением и удовлетворением наблюдал, с каким интересом Холмс всматривался в пейзаж, мелькавший за окном экспресса, который мчал нас в то утро в Девоншир. Он сосредоточенно смотрел в окно и внезапно распрямил свои худые плечи. - Ах, Уотсон, как бодрит свежий воздух приближающейся зимы. В тот момент я не разделял этого мнения, ибо воздух в купе был отравлен вонючей сигарой, которую держал в зубах старый хмурый шотландец, ехавший вместе с нами. Холмс, казалось, не замечал дурного запаха. За окном вспыхивали яркие осенние краски листьев. - О Англия, Уотсон, сей второй Эдем, почти что рай! Я знал перефразированную цитату 'Уильям Шекспир. 'Ричард II', акт II.' и был вдвойне поражен. Мне, конечно, была известна сентиментальная жилка в характере моего друга, но он редко допускал, чтобы она пробила броню научного склада его натуры. И все же гордое сознание принадлежности к своей стране по праву рождения - это национальная черта британца, и Холмс не был исключением. По мере того как мы приближались к цели нашего путешествия, его жизнерадостный вид сменился задумчивой миной. Мы проезжали по болотистой местности, вдоль бесконечной трясины и всяких кочек, которые, подобно струпьям, уродовали лицо Англии. И словно природа решила создать подобающий фон, солнце скрылось за густыми облаками, и, казалось, мы погрузились в вечные сумерки. Вскоре мы
