– Но, мисс Айвз-Поуп, – осторожно продолжал инспектор, – сам факт обнаружения вашей сумочки далеко не так важен в сравнении с тем, где именно она была найдена. – Он помолчал несколько секунд. – Вы знаете, что сегодня вечером здесь убили человека?
Она так и застыла с открытым ртом. Глаза ее расширились от страха.
– Да, я слышала об этом, – сказала она почти беззвучно.
– Так вот, ваша сумочка, мисс Айвз-Поуп, – неумолимо продолжал инспектор, – была обнаружена в одном из карманов убитого.
В глазах у девушки мелькнул неприкрытый ужас. Она глухо вскрикнула и повалилась вперед с побледневшим и искаженным лицом.
Квин подскочил к ней, испытывая и смущение и сострадание. Но не успел он дотронуться до девушки, как двери распахнулись и в кабинет ворвался Стивен Барри. Фалды его фрака развевались. За ним по пятам следовали Хильда Оранж, Эва Эллис и детектив Джонсон.
– Ради всего на свете, что вы с ней сделали? Вы, ищейка! – воскликнул актер, отодвигая в сторону Квина. Он нежно привлек к себе Франсес, убрал с ее лица черные пряди волос и что-то горячо зашептал ей на ухо. Она застонала, открыла глаза и с удивлением посмотрела на молодого человека, не понимая, откуда он взялся.
– Стив, я упала в обморок, – пробормотала она и обмякла у него в руках.
– Пусть кто-нибудь принесет воды, – грозно распорядился молодой человек.
Тут же Джонсон протянул ему полный стакан. Барри влил ей несколько капель в рот, она закашлялась и постепенно снова пришла в себя. Актрисы отстранили Барри и потребовали, чтобы мужчины покинули комнату. Квин послушно присоединился к детективу и актеру, который шумно выражал ему свое возмущение.
– Вы просто грубый коп! Что вы ей сделали, вы, с вашими грубыми полицейскими штучками?
– Ну-ну, молодой человек, – спокойно ответил Квин. – Не грубите, пожалуйста. Просто юная дама перенесла некоторое потрясение.
Они стояли в приемной, храня напряженное молчание, пока не открылась дверь и не появились актрисы, держа Франсес под руки. Барри поспешил, к ней.
– Ты в порядке, любимая?
– Прошу тебя, Стив.., отведи меня домой, – всхлипнула она.
Инспектор Квин чуть отступил в сторону, чтобы пропустить их. С глубокой печалью в глазах он смотрел, как они медленно движутся к выходу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой прокурор превращается в биографа
Все-таки инспектор Ричард Квин был уникальным человеком. Невысокий, сухощавый, седовласый, с лицом, на котором суровая жизнь оставила немало морщин, он вполне мог сойти и за бизнесмена, и за ночного сторожа, и вообще за кого угодно, стоило ему только подобрать соответствующий гардероб.
Эту способность перевоплощаться, быстро вживаться в любую среду и чувствовать себя там как рыба в воде инспектор постоянно использовал на службе. Лишь немногие знали, каков он на самом деле. Для большинства же своих коллег, равно как и для всего того отребья, которое он предавал в руки суда, Квин- старший служил источником постоянного удивления. Если требовалось, он мог разыграть целый спектакль, стать мягким или надменным, изобразить редкого тупицу или просто отца родного. Но помимо этого у инспектора было – как однажды в порыве сентиментальных чувств выразился некто, имевший с ним дело, – «сердце из чистого золота». У него была ранимая душа. Он умел тонко переживать и любил выступать в роли миротворца.
Жестокие нравы, которые он наблюдал вокруг, порой заставляли его сильно страдать. Верно было замечено, что он никогда не был одним и тем же: даже перед хорошо знакомым ему человеком он всякий раз представал иным, обращаясь к нему новой стороной своей личности. Инспектору казалось, что это дает ему немалые преимущества: ведь люди не могли к нему приспособиться. Он заставал их врасплох. Никогда нельзя было знать, что он скажет или сделает в следующий миг.
Теперь, оставшись в одиночестве в кабинете Панцера и заперев дверь, чтобы никто не мешал, он ненадолго стал самим собой. Он сразу постарел, но это была именно та старость, которая именуется мудростью. Инцидент с девушкой сейчас занимал его мысли более всего другого. Франсес Айвз-Поуп была такой, какой любой мужчина в его возрасте страстно желал бы видеть собственную дочь. Сознание того, что он явился причиной ее страданий, было мучительным. А воспоминание о том, как яростно защищал от него девушку ее жених, заставило инспектора покраснеть от стыда.
Но когда минуту спустя кто-то энергично постучал в дверь, Квин опять изменился, подобно хамелеону. Теперь в кабинете находился важный инспектор полиции, занятый, несомненно, размышлениями о вещах умных и значительных.
Квин открыл дверь и впустил худощавого мужчину с ясными глазами, одетого не по сезону тепло. Шея мужчины была обмотана шерстяным шарфом.
– Генри! Что ты тут делаешь, черт возьми? Разве врачи не прописали тебе строгий постельный режим?
Прокурор Генри Сампсон подмигнул Квину и опустился в кресло.
– Врачи-то и есть причина того, что у меня болит горло, – сказал он наставительным тоном. – Как обстоят дела?
Он вдруг застонал и осторожно коснулся горла. Инспектор снова занял место за письменным столом.
– Ты самый непослушный пациент из всех известных мне людей! Сущий ребенок! Смотри, схватишь воспаление легких!
– Ну что же, – усмехнулся прокурор, – я, в конце концов, застрахован на случай смерти на довольно большую сумму, так что у меня все предусмотрено… Но ты так и не ответил на мой вопрос.
