- Постараюсь иметь это в виду. Тебе не кажется, что нам не мешало бы его.., ее чем-то прикрыть?
Кажется, Костоправу было и еще что сказать насчет моих Летописей, но он тоже испытывал некоторую неловкость. И согласился сменить тему.
- Пожалуй, ты прав. Переломов нет, важные органы не повреждены. У Госпожи вон в том сундуке наверняка сыщется какая-никакая старая одежонка. Может, будет малость великовата, но...
- Я думал, мы решили скрывать, что Дрема девица.
- Когда ты в последний раз видел Госпожу в платье? Тут он в точку попал. Я открыл сундук.
- Давай, - проворчал Костоправ, продолжая рассматривать Дрему, - натяни на нее поживее какие- нибудь портки, пока не пришла моя ненаглядная.
Мы успели как раз вовремя. Явилась Госпожа, причем в дурном настроении.
- Я не нашла ничего полезного. Ничего! Как он?
- Основательно покалечен, истощен и простужен: видать, долго провалялся на непогоде. Но в остальном все в порядке. В физическом отношении.
- А в душевном - нет?
Госпожа уставилась на Дрему. Глаза его были совершенно пусты. Костоправ хмыкнул:
- Он в коме. Хотя и с открытыми глазами.
- Кстати о коме и всем таком прочем, - встрял я. - Наш драгоценный пожарничек наконец проснулся и, судя по тому, как он на меня взглянул, осознает происходящее.
Мне показалось, будто щека Дремы дернулась, но скорее всего то была игра света и тени.
- Плохо, - сказала Госпожа. - А я-то предвкушала спокойный вечерок.
- Что будем делать с Дремой? - спросил я. У Капитана уже имелся готовый ответ.
- Забирай его к себе. И начинай учить своему ремеслу. По лицу его промелькнула тень, словно любая мысль о будущем порождала отчаяние.
- Я не могу...
Перетащить девицу в мой бункер?
- Очень даже можешь.
И то сказать. Разве Дрема не один из наших парней?
- Будешь следить за его состоянием. И докладывать мне. Ну конечно, хозяйка заявилась домой, и он меня скоренько выпроваживает.
Как вам это нравится?
- Поднимай задницу, - сказал я Дреме. - Мы переезжаем в мой дом. Будем выяснять, куда ты подевал лошадь.
Дрема не отвечал. Кончилось тем, что нам с Тай Дэем пришлось переть его на носилках. Вместе с найденными сокровищами.
Довольно скоро мне стало казаться, что Дрема вовсе и не худенький. Когда мы проходили мимо загона, форвалака зарычала.
- Пошла ты... - ругнулся я. С каждым шагом Дрема становился все тяжелее.
Пантера попыталась тяпнуть меня из-за решетки когтями.
- По-моему, этой киске тоже не мешало бы промочить горло, - сказал я Тай Даю.
- Может, у нее началась течка.
Глава 92
Небо было беззвездным, и приходилось довольствоваться тусклым светом маленького походного костерка. Тай Дай, я и кучка моих старых приятелей изрядно оттянулись пивком Одноглазого и до отвалу натрескались жареной свинины. Бадья громко рыгал, демонстрируя довольство.
- Ежели тебе нравится спать под открытым небом, - сказал я, - то погодка сейчас самая подходящая. Такая житуха мне по душе. Прямо как в Таглиосе: еда, питье и никакой лишней работы.
- Лишней? Ты о чем? Я сроду не видел, чтобы ты хоть пальцем пошевелил.
- Так ведь некогда было. Приходилось ублажать Сари.
- Так и не дунди о работе.
- Эй, - спросил Рыжий, - этот парень всегда так храпит?
Он имел в виду Тай Дая, отрубившегося у наружной стены нашего бункера и оглашавшего окрестности немыслимым бульканьем, хрипом и свистом.
Остальные нюень бао сторонились его.
- Нет, только после того, как хорошенько оттянется.
- А оттянулся он небось в первый раз?
- При мне в первый. Но я не был с ним в его брачную ночь.
- Ты ведь вечно отираешься возле Старика, - сказал кто-то из парней. Шепнул бы ему, что пора двигаться в гору.
- А на кой мне-то это надо?
- Так ведь, как только мы доберемся до Хатовара, с маршами, схватками и прочим дерьмом будет покончено... - Повисло молчание. - Разве не так?
Что я мог сказать? - На сей счет у меня нет никаких сведений. Поднимись футов на двадцать по склону, и будешь знать ровно столько же, сколько и я.
- Я думал, все написано в старых книжках. В них-то, конечно, все было написано. Только вот у меня не имелось ни одной подлинной старой книги. Глянув на дрыхнувшего без задних ног Тай Дэя, я нашел его пример вдохновляющим.
- Ладно, ребята, погудели, а теперь пора и на боковую. Направляясь к себе, я на ходу бросил Тай Дэю:
- Меня не будить, если только не прорвутся Тени. И прибереги свининки для дядюшки.
Крыша моей нынешней норы была так низка, что забраться внутрь я мог, лишь опустившись на четвереньки. Что ж, весьма кстати, в противном случае непременно бы навернулся. Чтобы добраться до своей подстилки, мне пришлось сначала перелезть через Дрему, а потом еще и через копье Одноглазого, которое я притащил в свою нору сам не знаю за каким чертом. Хорошо хоть на тюфяк падать было невысоко.
В эту ночь я определенно блуждал по снам, но решительно не мог припомнить, куда именно меня заносило. Сохранились лишь смутные воспоминания о Сари да обычная шелупень насчет Душелова, избегавшей меня столь же рьяно, как я ее. Проснулся я с головной болью, сухостью во рту, жаждой, отчаянной нуждой побывать в сортире - ив очень плохом настроении.
Ругнувшись на дядюшку Доя, я протер глаза.
- Проклятие, снаружи уже светло! Тай Дэй, шевели задницей! Попей водички, с бодуна полегче будет. Дерьмо!
Я и сам отхлебнул воды. Рожа у меня, надо полагать, была зеленая-презеленая.
- Знаменосец!
- А?
По одну сторону от меня стоял Иси, по другую Очиба.
- Ребята, вы из-под земли выскочили или как?
- Нам пришлось ждать, - сказал Иси.
- Твои люди упорно оберегают твой драгоценный отдых, - добавил Очиба.
Что-то в поведении наров внушало неуловимую тревогу.
- Они молодцы. А вам-то какого хрена нужно?
Не похоже, чтобы эти парни приперлись просто поболтать.
Иси знал диалекты Самоцветных городов получше Очибы, но и он был слабоват по этой части. Однако кое-как передать послание ему удалось.
- Капитан и Лейтенант хотят, чтобы ты знал: пленник Копченый погиб.
- Погиб! Ты хочешь сказать - он мертв?
- Как камень, - сказал Очиба.
Я невольно припомнил весьма резвые камни, с которыми встречался задолго до того, как к нашей шайке присоединились эти нары, но говорить ничего не стал. В наши дни мало кто помнит Равнину Страха.
- Он убит, - пояснил Иси, полагая, видимо, что я не врубился.
Некоторое время я стоял с отвисшей челюстью, потом сказал:
