– Он тебя бросил?
– Не принимай желаемое за действительное. Я думаю, он меня не бросит, пока не посмотрит, какой ребенок у меня родится. Они с отцом на рыбалке. Купили новую лодку.
– А, ерунда. Если бы этот парень сам родился рыбой, он избавил бы всех нас от лишней заботы. Я с каждой минутой раздражаюсь все больше.
– А с кем у тебя свидание? – спросила Эмма.
– А, с Альберто, – рассеянно ответила Аврора. – Я считаю, что задолжала ему ужин. В последнее время он меня очень баловал концертами.
– Прекрасно, я обожаю Альберто!
– Ладно, нечего петь ему дифирамбы. Он и сам поет весьма громко, как ты знаешь. Кстати, сегодня вечером ему запрещено петь, так что и не проси. Кроме того, ему запрещено упоминать Геную, так что ты тоже о ней не говори.
– Держишь его на коротком поводке, на строгом ошейнике? Почему нельзя упоминать Геную?
– Потому что он слишком скучен, когда касается этого предмета. Он считает, что если там родился, то это дает ему право описывать каждый камушек на генуэзских мостовых. Я уже слышала, как он описывал все эти камушки, и это было совершенно излишне. Я была в этой Генуе, один к одному Балтимор.
– Ты знаешь, меня осенила блестящая идея, – добавила она. – Раз твой друг Дэниел в городе, ты должна привести его с собой. Молодой писатель очень подойдет на роль четвертого гостя. Мне не терпится посмотреть, стал ли он хоть чуть-чуть получше одеваться?
– Нет, Флэп не захочет, чтобы я взяла его с собой, даже если мне удастся его разыскать. Мне кажется, он ревнует меня к Денни.
– Дорогая, это только его проблема. Не обращай внимания. Я твоя мать, и будет вполне прилично, если в отсутствие мужа тебя будет сопровождать друг. В цивилизованном обществе отсутствие мужа допускается.
– Мне кажется, на моего цивилизованное общество не производит никакого впечатления. – Неожиданная ирония, окрасившая положение, прибавила ей смелости.
– А тебе правда кажется, что это хорошая мысль? – спросила она. – Я хочу сказать, вообще. Чтобы замужних дам сопровождали мужчины, не их мужья? Разве это иногда не вызывает осложнений?
Аврора фыркнула.
– Естественно. Это чревато недоразумениями. Не понимаю, почему у меня самой не возникало проблем, если учесть мою активность и нежелание твоего отца сопровождать меня в гости. Ты со своими вопросами отнимаешь у меня слишком много времени. Можно сказать, что проблем множество, а хорошие вечеринки – редкость. Я буду ждать вас с Дэниелом в семь часов, надеюсь, что вы оба будете сверкать остроумием.
– Уймись. Я не знаю, где он, и не уверена, что смогу его найти.
– Ах, Эмма. Прекрати. Я случайно проезжала сегодня утром по твоей улице и заметила, что его машина исключительно дискредитирующего вида стояла перед твоим домом. Его автомобиль ни с чьим не перепутаешь. Так что достань его из той кладовки, куда запрятала, отмой как можно лучше и тащи сюда. Не задерживай меня по пустякам, мне готовить надо.
Эмма забеспокоилась. В итоге это ей с рук не сошло. Положение изменилось, хуже – стало неопределенным. Она почувствовала нарастающую враждебность, но постаралась проглотить ее. Надо же было выяснить, какую игру затевает ее мать.
– Трепло, – выпалила она, не сдержавшись. – Жаль, что я живу с тобой в одном городе. Мне нужна личная свобода. И я не могу прийти с Денни. Насколько мне известно, он уехал из города.
– Хм-хм. Мне кажется, он должен бы сообщать тебе о своих передвижениях, раз уж собрался поставить под угрозу твою репутацию. Я не питаю уважения к субъектам, которых нет, когда они нужны. Твой отец всегда оказывался поблизости, когда был мне нужен, правда, когда я в нем не нуждалась, он тоже был рядом. Придется мне, пожалуй, разрешить Альберто прийти с его немыслимым сынком.
– Мне не нравится, что ты ездишь по моей улице, – сказала Эмма, вешая трубку.
ГЛАВА V
К тому времени, как приехала Эмма, Аврора все переделала и за неимением других занятий, кроме завершения своего туалета, почувствовала упадок настроения; это ощущение особенно часто возникало у нее в ожидании гостей. Стоя у себя в спальне, она разглядывала Ренуара. Это была небольшая картина раннего Ренуара, но она была превосходна: маленький холст, писанный маслом, изображал двух молодых веселых женщин в желтых шляпах среди тюльпанов. Мать Авроры, Амелия Старретт, чьи ренуаровы зеленые глаза были несколько неуместны в Бостоне, приобрела эту картину в Париже, когда сама была молодой женщиной, а Пьер Огюст Ренуар был совсем не известен. Аврора была уверена, что эта картина доминировала в жизни ее матери, и в ее собственной, и надеялась, что она сыграет ту же роль в жизни Эммы. Она не поддавалась ни на какие уговоры, когда ее просили повесить картину на видном месте. Самые достойные допускались к ней в спальню и могли увидеть холст, но ее спальня была единственным местом, где должна была находиться эта картина. Женщины были в голубых платьях, а общую гамму холста составляли голубой, желтый, зеленый и розовый тона. И по прошествии тридцати лет слезы иногда наворачивались ей на глаза, когда она смотрела на эту картину слишком долго; они навернулись бы и в этот вечер, если бы дочь не появилась в дверях спальни именно в тот момент.
– А, шпионка, ты здесь, – сказала Эмма. Она решила, что лучше всего сразу же перейти в наступление, это было проще всего, потому что ее все еще переполняла враждебность. Ее мать была одета в одно из своих многочисленных длинных платьев, на этот раз розовое, перехваченное крученым поясом, который она нашла где-то в Мехико. В руке она держала необычное ожерелье африканского происхождения из серебра с янтарем, которое, как раньше было сказано Эмме, было потеряно.
– А, так ты нашла свое янтарное ожерелье. Какое красивое! Может, подаришь мне, пока снова не потеряла?
Аврора оглядела свою дочь, которая на этот раз была одета вполне прилично, в красивое желтое платье.
