— Какие это планы? — вежливо поинтересовался он. Нервное напряжение, усиленное страхом, вырвалось наружу в виде гневного возгласа:
— Не надо со мной играть!
Он обвел ее ленивым взглядом:
— Вы снова дрожите. Все еще боитесь?
— Я в ярости! — возразила Джорджиана.
Он кивнул:
— Действуйте, не стесняйтесь. Из меня получится хорошая мишень.
— Оставьте этот покровительственный тон! — расстроенно пробормотала она.
Дурман страха, затуманивший ее разум, постепенно улетучивался. Но оставались сотни вопросов, которые он обязательно должен будет ей задать и на которые у нее не было ответа.
— Я устала. У меня болит голова. Просто отвезите меня домой.
— Опять в тот дом? А что, если там перегорит еще одна пробка? А что, если вы не ошиблись и там кто- то прячется? Мы не проверили второй этаж и даже не заглянули в подвал. И вы действительно хотите вернуться туда?
Его голос звучал негромко, почти успокаивающе, но слова были подобны крошечным иголкам, которые болезненно застревали у нее под кожей.
Страх вернулся и захлестнул Джорджиану с такой силой, что с ее губ сорвался тихий стон.
Максим мгновенно придвинулся к ней и притянул ее к себе:
— Ах, Джорджи, девочка, не надо! Не надо!
Она безвольно приникла к нему. Это было как возвращение домой: его прикосновение, его сила и тепло обещали ей защиту от ее фантазий. Но краешком сознания она понимала, что именно он сделал, — и это вызывало негодование.
— Ты ведешь нечестную игру, — прошептала она.
— У меня нет иного выхода, иначе я могу потерять то, что мне дорого, — тихо согласился он.
Джорджиана попыталась отстраниться, и он понял: она расстанется с ним у дверей дома, если только он ее не остановит. Он пугал ее, чтобы она призналась в его необходимости, однако он не мог предположить, что это ее слишком расстроит. Что-то не так, что-то она не может или не хочет ему рассказывать…
— Ты мне не доверяешь, Джорджи?
— Дело не в этом, — сказала она, запоздало вспомнив, что они не одни. — В последнее время я плохо сплю — одна, в незнакомом доме. Моего мужа это бы позабавило, — добавила она в основном для шофера.
— Значит, он круглый дурак!
Максим не собирался извиняться за свои слова. Любой человек, готовый посмеяться над страданиями другого, заслуживает презрения.
Рядом с ним мысли Джорджианы снова смешались. Всякий раз, когда в разговоре возникало имя Эдварда, она попадала в тупик: ей никак не удавалось обнаружить в себе подлинные чувства к своему призрачному мужу. Ей следовало бы встать на его защиту, но не хотелось этого делать. А особенно в разговоре с Максимом Дехупом. Она просто лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо.
Поворот с дороги заметить в темноте постороннему было бы непросто. Переплетение ежевичных плетей и голых веток почти скрыло узкий проезд, вымощенный гравием.
Джорджиана удивилась:
— Вы живете в лесу?!
— Ничуть. — Максим указал на окно. — За поворотом ты увидишь дом.
Действительно, через пятьдесят ярдов дорога вдруг расширилась, показался асфальт, и вскоре перед ними возник темный силуэт большого особняка.
— Чудовище Дехупов, — сухо прокомментировал Максим. — Вина прадеда Виллема в том, что он изуродовал первоначальное строение в голландском колониальном стиле: пристройки по обеим сторонам здания его не украсили.
— А я и не представляла себе, насколько вы богаты! — тихо проговорила Джорджиана, глядя на величественные пропорции здания.
Максим догадался, что она вспомнила его саркастические высказывания по поводу дома Роудсов, когда он узнал, что это не ее собственность.
— Это просто крыша над головой, — пошутил он. — Пойдем. Ты можешь подождать в доме.
Максим помог ей выйти из машины, потом наклонился и что-то сказал шоферу.
Как только они оказались на верхней ступеньке, парадная дверь открылась. Джорджиана сильно смутилась, поняв, что кто-то за ними наблюдал.
— Это Барнс, Джорджиана, — сказал Максим, вводя ее в вестибюль. — Барнс, познакомьтесь с миссис Манчестер.
— Как поживаете? — совершенно бесстрастно проговорил Барнс.
— Привет, Барнс, — сказала Джорджиана, которая вовсе не представляла себе, что можно говорить дворецкому. — На улице ужасно холодно.
Легкий кивок серебристо-седой головы не показался ей приветливым.
— Кофе и бренди в библиотеку, мистер Дехуп? Максим заметил, что Джорджиана бросила на него встревоженный взгляд.
— На этот раз нет, Барнс, — ответил он с улыбкой. — Запросы миссис Манчестер довольно необычны. У нас, случайно, не завалялась где-нибудь пара лишних пробок?
На этот раз гранитное лицо Барнса изменило свое выражение: седые брови удивленно взметнулись вверх.
— Пробок, сэр?
— Пробок для электрощитка, Барнс. У миссис Манчестер перегорели пробки. Я решил, что вы сможете ей помочь.
— Конечно. — Бросив оценивающий взгляд на даму в черном шерстяном жакете — по мнению Барнса, это было верным признаком хорошего вкуса, — он слегка ей поклонился. — В салоне горит камин. Может быть, леди пожелает согреться?
Некоторое время спустя Джорджиана уже стояла в салоне, протянув руки к ревущему огню. Мраморная каминная доска, антиквариат времен королевы Анны, который она определила даже своим неопытным взглядом, картины, восточный ковер… Максим Дехуп был не просто богат — он был представителем империи!
— Нравится?
Он подошел и встал сзади, и его присутствие согревало ее сильнее, чем огонь. Если бы она сделала всего один шаг назад, то могла бы прислониться к нему. Джорджиана с трудом справилась с этим желанием — оно было почти непреодолимым. О чем он ее спросил?..
— Да. Очень впечатляет.
— Тебе здесь противно?
Джорджиана стремительно обернулась к нему:
— Я этого не говорила!
Его взгляд устремился на ее губы.
— Можешь говорить все, что угодно, Джорджи. Мне нравится смотреть на твои губы.
Он не прикоснулся к ней, а положил руку на каминную доску у нее за спиной и придвинулся ближе, так что она ощутила на лице его дыхание.
— Тебе известно, что во время разговора ты надуваешь губки? Особенно когда говоришь «пожалуйста» или «не надо». А всякий раз, когда ты произносишь мое имя, в твоем голосе слышна хрипотца, которая сводит меня с ума. Произнеси мое имя, Джорджи. Сделай так, чтобы я не смог не поцеловать тебя!
— Эти подойдут, сэр?
Появление дворецкого стало для Джорджианы спасательным кругом. Ее ресницы затрепетали и опустились, скрыв страсть, которую Максим смог бы прочесть в ее взгляде.
Максим ответил без тени смущения.