– Долг,
– Ты играешь… не по правилам!
– Вот именно, маркиза, – подтвердил он, опрокидывая ее на постель. – Еще один глоток блаженства – и, увы, придется вас покинуть!
Маркиза упала на шелковые подушки, широко раскинув руки и раздвигая ноги под натиском его настойчивой ладони.
– Имей в виду… о-о!.. я не сразу прощу тебя…
– Знаю, – пробормотал ее любовник, сжимая губами твердую бусинку соска. – Знаю.
Спустя мгновение маркиза ахнула, почувствовав, как юноша мощным движением ворвался в нее. Прежде он погружался в ее лоно постепенно, с намеренной медлительностью повелителя, требующего от рабыни беспрекословного повиновения. На сей раз он не дал ей шанса ни перевести дух, ни подстроиться к ритму его ударов. Прежде чем маркиза успела опомниться, любовник вознес ее на вершину блаженства. С губ маркизы невольно сорвалась вереница итальянских восклицаний и ласковых словечек.
– Надеюсь, в твоей книге о любви мне будет отведено почетное место,
– Вы будете воспеты в каждой строке, строфе и главе, пленительное создание! – заверил ее любовник с теплыми нотками в голосе, которые убедили бы любую другую женщину.
– Неплохо сказано, – маркиза томно потрепала его по щеке, – даже если ты солгал. Пообещай же, что когда-нибудь ты вернешься в Неаполь, ко мне!
Прежде чем юноша открыл рот, маркиза де Маркони прочла истину в его выразительных глазах и, не давая ему кривить душой, быстро прижала ладонь к его губам.
–
Маркиза осеклась, не желая унижаться, уподобляясь отвергнутой любовнице. Знатная неаполитанка привыкла к привилегиям титулов и состояний. Будучи замужем за немощным старцем, который был настолько опьянен ею, что исполнял любые прихоти, маркиза привыкла видеть вокруг повиновение и раболепие. Но над своим любовником она была не властна – даже в те мгновения, когда он послушно наслаждался чувственными ласками ее пальцев и язычка. Он так и не стал для маркизы открытой книгой, и она сомневалась, что эту книгу суждено прочесть до конца кому-нибудь другому. Именно по этой причине ей предстояло навсегда полюбить и возненавидеть Себастьяна д’Арси.
Наблюдая, как он одевается, маркиза лениво улыбнулась. Ей несказанно повезло: целый месяц Себастьян делил с ней ложе. Маркизе не оставалось ничего другого, кроме как отпустить его – принести в жертву богам и богиням любви.
В ту же ночь в четырехстах милях к востоку английский фрегат под командованием капитана Райта проскользнул сквозь британскую блокаду, улизнул от французского берегового патруля и приблизился к отвесным утесам Нормандии близ Бивилля.
Вскоре после полуночи восемь французов, возглавляемых Жоржем Кадудалем, вожаком шуанов, объявленных вне закона сторонников Бурбонов, ждали сигнала, стоя на неосвещенной палубе корабля. С утесов подали сигнал, на который был тут же дан ответ. Пока отряд Кадудаля карабкался по веревкам, спущенным со скал местными жителями, его предводитель продолжал обдумывать свой единственный заветный план. Снабженный миллионом франков на организацию восстания, Кадудаль явился во Францию, чтобы похитить Наполеона и в случае сопротивления убить его.
Глава 1
Анриетта и Жюстина Фокан, изысканно разодетые в шелк и кружева, в подавленном расположении духа ожидали поклонников в гостиной, а те все не шли. Принадлежащий сестрам маленький кирпичный дом на Куин-Энн-гейт, граничащей с Сент-Джеймсским парком, был окружен большим, обнесенным стеной садом и располагался в вершине треугольника, образованного Букингемским дворцом, Уайтхоллом и зданием Парламента. Несмотря на еще респектабельный вид, элегантные особняки, находящиеся по соседству, быстро старели, подобно их обитателям.
Сестры-француженки, эмигрантки, двенадцать лет назад спасшиеся бегством от революции, прекрасно понимали, что жизнь проходит мимо дверей их скромного жилища. Изгоями общества в возрасте сорока и сорока трех лет они оказались вовсе не потому, что утратили красоту или стали слабы здоровьем, – совсем напротив! По-прежнему сохранившие ту неопределенную привлекательность, которой редкие счастливицы щеголяют до глубокой старости, сестры Фокан стали жертвами самой отвратительной немощи, какая только может постичь женщин, обладающих экстравагантным вкусом: они остались без средств к существованию.
Поднявшись, Анриетта принялась расхаживать по комнате. Ее корсет на китовом усе, реликвия ушедшего десятилетия, крепко охватывал ничуть не пополневшую с годами осиную талию.
– Будь у нас экипаж, форейтор и грум, мы могли бы отправиться в оперу! – простонала она, обращаясь к себе и к Жюстине.
Она сделала трагическую паузу, возведя к небу серые глаза, которые сверкали, как сверкал жемчуг на ее изящной шее. Двадцать пять лет назад герцог монаршьих кровей заказал личному ювелиру короля жемчужное ожерелье для Анриетты, молодой трагической актрисы, подающей самые большие надежды со времен Клерон. Каждая жемчужина в ожерелье точно соответствовала размеру и редкостному дымчатому оттенку глаз Анриетты. Теперь в этих глазах отражалась не просто боль уязвленного самолюбия, но и муки души стареющей красавицы.
– Как мог лорд Джеффрис променять меня на какую-то бледную дурнушку? Неужели я просила слишком многого? Ведь я хотела иметь только свой дом и экипаж!