– Это меня уже не удивляет.
– Когда учеба будет завершена, я попрошу вас дать мне рекомендательное письмо.
– Зачем, Миньон? – Себастьян невольно улыбнулся.
– Для достижения успеха необходимо, чтобы меня приняли в обществе.
Он рассмеялся:
– После моих уроков весь Лондон и так узнает о твоем существовании.
– Вы чересчур самоуверенны, месье. – Мадлен скептически покачала головой.
Он провел большим пальцем по губам Мадлен.
– Поцелуй меня, Миньон, чтобы скрепить сделку.
Ее поцелуй был легким и кратким, как прикосновение крыльев бабочки. Себастьян обнаружил, что его нестерпимо тянет к ней, и поспешно отпрянул. Если бы эта девочка знала, как она соблазнительна безо всяких наставлений! Когда учеба будет закончена, лондонским повесам придется денно и нощно охранять сердца и кошельки, иначе вскоре и то и другое будет принадлежать маленькой француженке.
В деревню Мадлен направилась сразу после обеда. Солнце еще висело высоко в безоблачном небе, когда Мадлен поднялась на вершину поросшего утесником холма и залюбовалась деревушкой под названием Хайс, приютившейся на берегу пролива. За деревней сверкали в лучах угасающего светила синие воды Ла-Манша.
В кармане Мадлен лежал банковский чек на невообразимо огромную сумму – сто двадцать пять фунтов. Она направлялась в деревню, чтобы послать большую часть денег теткам.
После длительных размышлений над тем, как сообщить теткам о случившемся, Мадлен решила ограничиться коротенькой запиской. Она написала ее по-французски:
«Дорогие тетушки Анриетта и Жюстина, я жива, здорова, и мне ничто не угрожает. Свершилось чудо! Я нашла работу. Прилагаю к письму часть моего жалованья за три месяца. Распорядитесь им по своему усмотрению. Передайте маме пожелания всего наилучшего. Мадлен».
Пока Мадлен опасалась сообщать теткам, где она и что с ней. Возможно, благодаря ее деньгам мама будет спасена.
Шагая по мощенной булыжником деревенской улочке, она сознавала, что привлекает к себе любопытные взгляды. Улочку окаймляли ветхие дома, покосившиеся и разваливающиеся от старости. Никто не заговорил с Мадлен по дороге к банку. Конторщик принял из рук Мадлен записку от лорда д’Арси, поднял брови и поджал губы, но поставил подпись на чеке и выдал стопку пятифунтовых купюр.
– Вы не подскажете, где находится почта?
– На постоялом дворе, где останавливаются дилижансы, – лаконично сообщил кассир, не глядя на девушку.
Мадлен покинула банк с отчетливым чувством, что жители деревни невзлюбили ее с первого взгляда. Поэтому она никого не стала расспрашивать, как пройти к постоялому двору. Шагая по извилистым улицам, она в конце концов добралась до цели.
Не поднимая глаз, она вошла в общий зал постоялого двора. Это была тесная комната с низко нависающими над головой потолочными балками. В воздухе висел густой дым, пахло сыростью. Мадлен боязливо оглянулась на кучку мужчин в самодельных мундирах, трубки которых и были источником дыма, и поспешила пройти мимо их стола.
– Я хотела бы отправить письмо в Лондон, – обратилась она к краснолицему увальню, стоящему за прилавком.
Вместо того чтобы взять протянутое письмо, он окинул Мадлен испытующим взглядом.
– На каком это языке ты болтаешь?
– По-английски, месье.
– Француженка! – Собеседник Мадлен яростно выругался и сплюнул, привлекая внимание сидящих за столом мужчин в мундирах.
– Что надо французской шлюхе у нас в Хайсе? – Он выхватил письмо из ее рук.
Мадлен с трудом сохраняла самообладание, не понимая, почему каждый англичанин, с которым ей доводилось заговаривать, подозревал ее в причастности к самому древнему из ремесел.
– Я служу в доме лорда д’Арси.
Краснолицый мужлан насторожился, его рот растянулся в сальной ухмылке.
– Стало быть, ты и есть мамзель лорда д’Арси? Говорят, недавно он привез к себе еще одну из Лондона.
Мадлен не поддалась на провокацию.
– Я служу у лорда д’Арси в качестве
Краснолицый скривился.
– Теперь так называют потаскух?
– Это выражение означает, что я готовлю ему еду.
– Что же я раньше не видел тебя в деревне? Все кухарки д’Арси бывают на рынке, а ты туда ни разу не наведывалась, иначе я бы тебя приметил.
