Филаделфия вопросительно посмотрела на Эдуардо, но, когда он распахнул для нее свои объятия, она, быстро подбежав к двери, бросилась в них. Всепоглощающее чувство быть с ним рядом полностью завладело ею.
— Я была уверена, что нас вышвырнут вон, — сказала она.
— Бедная незнайка! — Эдуардо поцеловал ее в макушку, все еще удивляясь блеску ее золотистых волос. — Ты полагаешь, что ссора между мужем и женой является основанием для выселения из отеля? В таком месте, как это, семейные ссоры так же обычны, как листья на деревьях.
Филаделфия скользнула руками ему под рубашку и обняла за талию.
— Я была так смущена, что чуть не убежала.
— Вместо этого ты заплакала, что гораздо лучше. — Он положил подбородок ей на затылок. — Трогательная сцена. Почему только она не пришла мне в голову, когда мы репетировали.
Филаделфия дернула головой так, что Эдуардо прикусил язык.
— У меня и у самой есть воображение.
— Н… сомне… юсь, что… ее…
— Что ты сказал?
— Из… тебя я при… сил яз… к.
— О! Прости меня!
— Тог… поц… уй его.
Улыбаясь, Филаделфия обхватила его голову руками и наклонила ее к себе. Затем раскрыла пальцами ему рот и сказала:
— Открой пошире.
Эдуардо подчинился и высунул язык, но в его глазах было удивление.
Всего три недели назад Филаделфия бы не осмелилась сделать нечто подобное, но, проведя в его объятиях двадцать одну ночь, перестала бояться той страсти, которую пробуждали в ней прикосновения Эдуардо. Она облизала свои губы, осторожно взяла ими кончик языка и осторожно пососала его. Глаза Эдуардо вспыхнули торжеством.
Обычно в миг сексуального влечения она терялась, но этот момент обогатил ее новым опытом взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Если она будет слушаться зова своего сердца, то сможет сама доставлять ему удовольствие, а не просто отвечать на его ласки. Она вновь нежно облизала его язык.
Эдуардо тихо застонал и крепче прижал ее к себе.
Когда она наконец покончила с этой сладкой пыткой, дыхание ее участилось, а в глазах вспыхнула страсть.
— Теперь лучше? — спросила она.
— Нет. Мне не хватает твоих поцелуев.
— Ты их больше не получишь! — ответила она, упираясь руками ему в грудь. — Ты оказался плохим мужем. Вот теперь иди и разыгрывай эту роль перед другой аудиторией. Кроме того, уже почти полдень.
Эдуардо взял в руку прядь ее светлых волос, упавших на лоб, и намотал себе на палец.
— Я еще не продемонстрировал тебе, как чудесно заниматься любовью при свете дня. А еще приятнее это делать в тени дерева, кожей чувствуя тепло солнца.
— Ты говоришь так, словно у тебя большой опыт в этом деле.
— Ты ревнуешь! — воскликнул он с нескрываемым удовольствием, теснее прижимая ее к себе. — Меня? Menina, у тебя нет на это причин.
Филаделфия повернулась в его объятиях, прижавшись спиной к его груди.
— Почему я должна тебе верить? Ты красивый мужчина. Ты богат. Тебе не надо работать, чтобы прокормить себя. Ты не грубый, хотя на твоей спине и запястьях отвратительные шрамы. — Вспомнив о них, он спросила: — Кстати, ты никогда не говорил мне, кто так истязал тебя?
— Разве? Но не надо отвлекаться, menina. Продолжай описывать мой характер.
— Я знаю, что многие богатые неженатые мужчины имеют любовниц, много любовниц, потому что могут себе это позволить.
— Много? — с удивлением спросил он. — Ты хочешь, чтобы я завел себе гарем?
— Нет, — твердо ответила Филаделфия, удивляясь, как такая мысль могла прийти ей в голову. — Сейчас у тебя только одна наложница. — Эти слова вырвались у нее невольно, и она была готова задушить себя за это. Она вовсе так не думала, но почему-то сказала. Ее чувство к нему было гораздо глубже, чем просто плотское желание. Она всей душой хотела быть желанной, любимой и защищенной. Она хотела, чтобы он всегда был рядом, но, к сожалению, они никогда не говорили о будущем.
Эдуардо развернул ее к себе лицом и заставил посмотреть ему в глаза.
— Ты мне не любовница! — сказал он. — Ты моя любовь.
— Какая разница?
Вопрос чуть не заставил Эдуардо выругаться, но он вовремя прикусил язык и, прежде чем отпустить Филаделфию, начал горячо ее целовать.
— Позже, menina, мы продолжим нашу дискуссию, а сейчас ты синьора Милаззо.
Филаделфия села на один из двух низких диванов, обитых желтым шелком в кремовую полосочку, которые стояли по сторонам красивого мраморного камина, а Эдуардо пошел открывать дверь коридорному, принесшему все необходимое для лимонада.
— Все как вы заказывали, — сказал мальчик, внося поднос.
Проработав в отеле три года и уже считая себя ветераном, коридорный видел в его стенах много хорошеньких и богатых молодых женщин, но миссис Милаззо, с ее золотистыми кудрями и в белом полотняном платье на желтом диване, запомнится ему на всю жизнь.
Поставив поднос на столик рядом с ней, он снял с головы фуражку и поклонился ей.
— Надеюсь, что вы скоро почувствуете себя лучше, мадам, — проговорил он и, увидев ее ласковую улыбку, продолжил: — Климат Саратоги творит чудеса с теми, у кого слабое здоровье. А ваше присутствие здесь произведет сенсацию. Если вам что-нибудь понадобится, пусть даже самая малость, сразу звоните мне.
Филаделфия прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться.
— Вы очень добры, сэр. Надеюсь, что отель по заслугам оценивает вашу услужливость.
Эдуардо, прислонившись к двери, с интересом наблюдал за сценой. Редкий мужчина оставался равнодушным к красоте Филаделфии. Ему придется не спускать с нее глаз, а то у нее не будет отбоя от поклонников. Когда коридорный с глупой улыбкой на лице подошел к двери, Эдуардо так посмотрел на него, что тот вспыхнул и ускорил шаг.
— Как тебе не стыдно, — сказала Филаделфия, едва за коридорным закрылась дверь. — Ты напугал его.
— Я? Вот и хорошо. Пусть знает, как глазеть на чужую жену.
— Он не сделал ничего плохого. К тому же он еще мальчик.
— У него пробиваются усы, — ответил Эдуардо, подходя к ней. — Значит, он уже взрослый.
— Неужели ты ревнуешь? — с удивлением спросила Филаделфия.
Эдуардо пожал плечами. Неужто она все еще не верит, какое глубокое чувство он питает к ней? Возможно, ему стоит напомнить, что он родился и вырос в джунглях, воздух которых проник ему в кровь и вызывает самые примитивные эмоции. Он не хочет, чтобы какой-нибудь мужчина смотрел на нее с восхищением и вожделением. В глубине души он остался собственником, и ему хочется уберечь ее от похотливых взглядов других мужчин и их порочных мыслей.
Филаделфия наблюдала за ним, удивляясь, как сильно он изменился. Она готова поклясться, что до этого не видела на его непроницаемом лице ни намека на какие-либо чувства. Но ревность? Он не относится к тому типу людей, которые боятся что-либо потерять.
Впрочем, она не принадлежит ему. От одной этой мысли настроение у Филаделфии упало. Она его любовница, и то временная. Он часто повторяет, что любит ее. Однако совсем недавно даже не сумел ответить на вопрос, какая разница между любовницей и любимой женщиной. Она с мольбой посмотрела на него.
