Еще раз поцеловав равнодушно Шарлотту в лоб, он вышел.
Через несколько часов, когда закатное солнце уже позолотило воду в заливе, корабль приблизился к причалу. Спущенные с него шлюпки направлялись к берегу за свежей водой, а капитан корабля, увидев с моря огни в окнах усадьбы, решил сам нанести визит.
Рахима извлекли из винного погреба (наконец-то Шарлотта смогла рассмотреть человека, сыгравшего такую роль в ее судьбе). Пирата по всем правилам взяли под арест офицеры с корабля. Матросы переправили его, накрепко связанного, на борт «Викторианы».
«И после всего, что случилось, мы с пиратом поплывем на одном корабле!» — с отчаянием подумала Шарлотта. Патрик приказал упаковать ее вещи для дальней дороги, и Мери с Якобой неохотно принялись за дело.
Капитан Майкл Трент оказался весьма привлекательным мужчиной — высокого роста, с прекрасно вылепленным лицом и слегка раскосыми глазами. Шарлотте понравился его открытый, уважительный взгляд, которым он встретил ее вечером за обедом, будучи представлен ей Патриком. Он уверил мистера Треваррена, что будет рад помочь миссис Треваррен добраться до Сиднея и ручается за ее благополучие во время плавания. Более того, в Австралии он позаботится о том, чтобы миссис Треваррен попала на лучшее судно, с надежным капитаном, идущее в Сан-Франциско. Через несколько недель она, живая и невредимая, будет уже на родине.
Патрик, которого должно было бы порадовать такое простое решение вопроса, молча низко склонялся над тарелкой.
Поздней ночью, когда Шарлотта лежала в супружеской кровати наедине со своим горем, Патрик явился к ней — в первый раз за все время сто отчуждения, чуть не лишившего ее жизни. Не говоря ни слова, не давая никаких клятв и обещаний, он скинул с себя одежду и улегся рядом, заключив Шарлотту в объятия. Она почувствовала, как трепещет его сильное тело.
— Не отсылай меня! — взмолилась она, хотя знала, что это бесполезно.
— Я обязан это сделать, — прозвучало в ответ. Он перекатился так, что она оказалась под ним, а его мускулистая нога легла между ее бедер. — Скажи, что ты меня не хочешь, Шарлотта, и я уйду.
Она лишь удивилась, как такая на вид небольшая особа может вмещать в себя столько чувств сразу и не взорваться. Ее сжигали гнев и унижение, и в то же время она так любила этого мужчину, причинившего ей столько боли. Она жаждала отдаться ему, и это было главным.
— Останься! — прошептала она, запуская пальцы ему в волосы и притягивая его голову так, что их губы наконец встретились и тут же слились в бесконечном поцелуе.
Этой ночью они занимались любовью не так, как всегда, хотя и с не меньшим наслаждением. Они почти не говорили — тогда как обычно они дразнили один другого, пока возбуждение не становилось слишком велико и на слона уже не хватало дыхания. Когда же тела их слились, удовлетворение пришло пополам с болью. Они вновь и вновь словно бросали свои тела в битву, получая от этого наслаждение столь сильное, что временами оно казалось непереносимым, и через несколько минут уже снова пылали от желания, словно в эту ночь его невозможно было насытить.
Не иначе как ими обоими в эти часы двигало отчаяние. Шарлотта, чувствуя себя в объятиях Патрика на седьмом небе, вдруг ощутила такое одиночество и безнадежность, что плакала до тех пор, пока не заснула.
Ранним утром, торопливо попрощавшись со всеми окружающими — при этом Патрика и след простыл, — Джейн, Гидеон, Шарлотта и Кохран поднялись на борт «Викторианы», добравшись туда на длинной, изящных очертаний шлюпке. Их багаж был доставлен на корабль накануне ночью.
Шарлотта не спускала с острова глаз, не в силах поверить, что ее приключения кончились, а у Патрика не хватило духу даже соблюсти приличия и сказать ей пару слов на прощание. Гидеон молча пожал ей руку в знак сочувствия и поддержки.
Остаток утра прошел под покровом тумана — или так показалось одной Шарлотте. Джейн с Гидеоном были обвенчаны по всей форме капитаном Трентом, и после бесконечных многочисленных приготовлений судно наконец подняло якорь и грациозно развернулось носом в открытое море.
Шарлотта стояла на палубе, следя за тем, как скрывается из виду чудесный остров, на котором остались самые сокровенные ее мечты.
Глава 23
Миллисент Куад Бредли никак нельзя было назвать суеверной дамой, но, когда она смотрела в сторону своей сестры Шарлотты, чья беременность была уже весьма заметна, ей невольно слышались дикие завывания баньши, поджидавшей свою жертву.
— Шарлотта умирает, — сказала она наконец своему мужу Лукасу, когда одним солнечным весенним утром они сидели на чистеньком крылечке своего дома напротив пресвитерианской церкви.
Пастор, дородный мужчина с квадратной челюстью, пшеничною цвета шевелюрой и неизменно спокойным взором, обращенным на нечто недоступное простому уму, опустил чашку с чаем и посмотрел на гавань. Миллисент повернулась туда же, и, как всегда, вид свинцово-синей воды в обрамлении увенчанных снеговыми шапками горных вершин и вечнозеленых крон деревьев несколько поднял ей настроение.
— Ты должна верить в лучшее, дорогая, — произнес Лукас. Он взял ее руку и тихонько пожал, и она почувствовала себя такой благодарной за верную, непоколебимую любовь к себе мужа.
Шарлотта заслужила именно такого мужа, сердито размышляла Милли. Это же просто не лезет ни в какие ворота — такая прекрасная женщина, как ее сестра, отдает свое бедное сердечко на растерзание такому прохвосту, как этот морской бродяга. Отец часто спорит с дядей Девоном, у кого из них больше прав на то, чтобы первым спустить с лестницы капитана Треваррена, коли у него хватит наглости явиться в Гавань Куад. И Миллисент, вообще-то довольно миролюбивая особа, очень надеялась, что мистеру Треваррену доведется получить по заслугам.
— Лидия говорила, что Шарлотта рыдает по ночам, — сокрушенно продолжала Милли. — Она ест ровно столько, чтобы хватило ребенку, совершенно не думая о себе, и не спускает глаз с кораблей, входящих в гавань. — Лукас вздохнул, но ничего не сказал. Одним из главных достоинств его как священника было умение выслушать человека, не перебивая и не вынося поспешных несправедливых суждений. — Я не могу выносить этого, Лукас, — заплакала Милли. — Слишком страшно видеть Шарлотту такой безразличной ко всему, ведь она всегда была такой сильной, готовой веселиться и проказничать!
— Дорогая, — обратился к ней Лукас, обойдя белый металлический столик, опускаясь рядом с ней на колени и обнимая ее своей сильной рукой. — Шарлотта у себя дома, среди людей, которые очень любят ее и уважают. Дай ей время, и она снова станет сама собой.
Милли вытерла слезы тыльной стороной ладони. Никто в целом свете, разве что пресловутый Патрик Треваррен, не знает Шарлотту лучше, чем ее сестра. Конечно, у Шарлотты сильная натура, а их большая и крепкая семья с давними традициями постарается противостоять распаду ее личности. Но поскольку именно Милли была наиболее душевно близка с Шарлоттой, ее настораживали некоторые веши, незаметные для остальных. Свет души Шарлотты, ее основной стержень, с каждым днем тускнел все сильнее.
— Я должен нанести несколько визитов, — сказал Лукас, стоя возле ее стула и держа одну руку у нее на плече.
Милли повернулась, легонько поцеловала эту руку и кивнула, не глядя в сторону мужа. Когда он отправился по своим делам, она торопливо убрала со стола, сложила посуду в раковину на кухне, сняла фартук и направилась в большой дом.
Шарлотта сидела на подоконнике третьего этажа внушительного особняка, в котором жили ее отец с мачехой, безвольно свесив руки по бокам своего раздувшегося живота. Несмелая улыбка тронула на мгновение ее губы.
— Возможно, это произойдет сегодня, — прошептала она своему нерожденному малышу, — возможно, твой папа вернется к нам сегодня.
Она услышала, как скрипнула дверь ее комнаты, и мгновенно вернулась в широкое кресло, где ее и застала пришедшая ее проведать мачеха.
