пора.
– Лучше помолись, чтобы миссис Смедли встала сегодня попозже, – сказал он, игнорируя ее протесты.
Позже этим же днем Гидеон сделал все, чтобы произвести впечатление на компаньонок, особенно на миссис Смедли, которая в своем коричневом шелковом платье и шляпе с перьями напоминала гусыню. Глядя на Гидеона сквозь стекла очков толщиной в добрый дюйм, она все равно толком не могла разглядеть его, а следовательно, не могла оценить его мужскую привлекательность. То, что он был американцем, говорило вовсе не в его пользу, так как эта дама была настроена очень подозрительно по отношению к иностранцам.
И все же Гидеон победил ее своей настойчивостью. Купив билеты на лучшие места в панораме, представлявшей виды Неаполя и Константинополя, он уселся рядом с миссис Смедли и терпеливо давал объяснения пожилой даме через рожок, вставленный в ее ухо. Во время представления он ходил взад-вперед. После посещения панорамы они поехали в Гайд-парк. Гидеон безропотно слушал лекцию миссис Смедли о вреде табака. Его кроткое замечание, что порой он позволяет себе насладиться сигарой, вызвало у пожилой дамы взрыв негодования, и она продолжила свою лекцию с еще большим энтузиазмом. Какие невыносимые, какие испорченные эти курильщики! Курить – значит демонстрировать свою вульгарность и непристойные манеры. Все это никогда не приходило Гидеону в голову, хотя должно было.
Видя, что миссис Смедли доставляет удовольствие наставлять Гидеона, время от времени Ливия ловила его улыбку. А когда их взгляды встречались, его веселые голубые глаза смотрели так, что сердце замирало в груди.
Наконец лекция о вреде табака закончилась, но последовала следующая, на этот раз посвященная этикету, а потом миссис Смедли затронула более деликатный вопрос, касающийся ухаживания. Ливия вздрогнула, но Гидеона, казалось, развлекали разглагольствования пожилой дамы.
– ...не следует никогда жениться тем, кто похож по темпераменту и внешности, – консультировала миссис Смедли своих молодых спутников. – Брюнет, например, не должен жениться на брюнетке, так же как дородному мужчине не следует вступать в брак с полной девушкой. Для доброго сердцем хорош союз с хладнокровной персоной, для нервного – со спокойной леди, а страстный мужчина должен жениться на аморфной девице.
– Значит, если и он и она натуры страстные, то им не стоит вступать в брак? – Хотя Гидеон не смотрел на Ливию, ему каким-то образом удалось увернуться от ее хлопка по колену.
– Ну да, – последовала выразительная реплика дамы. – Только подумайте, какие характеры могут быть у их детей! Легковозбудимые, неуравновешенные... Да стоит ли перечислять!
– Ужасно, – комментировал Гидеон, украдкой бросая лукавые взгляды на Ливию.
– Но вот в социальном плане равенство очень важно, – продолжала миссис Смедли. – Вступать в брак следует только тем людям, которые принадлежат к одному и тому же классу, а если и случится некоторое различие, статус жениха должен быть выше статуса невесты. Для женщины совершенно недопустимо выйти замуж за человека, чье социальное положение ниже ее собственного.
Ливия напряглась, тогда как Гидеон хранил молчание. Ей не надо было смотреть на него, чтобы понять, что он тоже думает о Маккене и Алине.
– У меня будет возможность повидать Маккену в Лондоне? – тихонько спросила она, пока миссис Смедли продолжала свою речь, не замечая, что ее не слушают.
Гидеон кивнул:
– Завтра вечером, если вы разрешите мне сопровождать вас в театр.
– Я бы очень хотела пойти. – Она сделала паузу, прежде чем тихо спросить: – Маккена говорил вам о моей сестре?
Он колебался, потом с тревогой взглянул на нее.
– Да.
– Он рассказывал вам о своих чувствах к ней?
– Можно сказать, что да, – сухо ответил Гидеон. – Он очень зол и намерен взять реванш. Раны, которые она нанесла ему много лет назад, до сих пор кровоточат.
Ливия почувствовала, как надежда переходит в отчаяние.
– Она не виновата, – шепнула Ливия. – Но никак не хочет рассказать ему, как обстояло дело в действительности и почему она так поступила тогда.
Гидеон с интересом посмотрел на нее:
– Расскажите мне.
– Я не могу, – грустно проговорила Ливия. – Я обещала сестре, что никогда не раскрою ее секрет. Однажды такое обещание дала мне моя подруга, потом не сдержала слово, и это стало причиной большого несчастья и боли. Я никогда не предам Алину. – Не в состоянии понять его реакцию, она нахмурилась. – Я знаю, что вы можете винить меня за это, но...
– Я думаю не об этом.
– А о чем?
– О том, что чем больше я узнаю вас, тем сильнее люблю.
Ливия на секунду потеряла дар речи, стоя в оцепенении.
– Гидеон... – наконец произнесла она.
– Вам не нужно ничего говорить, – остановил он. – Сейчас я просто хочу любить, не требуя ничего взамен.
Существует два рода театралов: одни ходят в театр, чтобы наслаждаться спектаклем, а другие – для того, чтобы лишний раз показаться в свете. Театр – то место, где тебя могут заметить, где можно обменяться сплетнями и даже пофлиртовать. Сидя в ложе рядом с Гидеоном Шоу, Маккеной, миссис Смедли и еще двумя парами, Ливия вскоре отказалась от попыток услышать, что происходит на сцене, потому что публика шепталась весь спектакль. Вместо этого она сидела и наблюдала за людьми, проходящими мимо их ложи. И была поражена тем любопытством, какое вызывали два богатых американских бизнесмена.
Гидеон чувствовал себя как рыба в воде: болтал с посетителями, заходившими в ложу, и выглядел спокойным и улыбчивым. Маккена, напротив, был куда более сдержан и с осторожностью подбирал слова. Одетый как подобает для выхода в свет, причем в его туалете преобладали два цвета – черный и белый, на фоне золотисто-элегантного Гидеона он смотрелся особенно контрастно. И страшно раздражал Ливию, проклинавшую выбор Алины.
Когда Гидеон отлучился, чтобы принести дамам лимонад из буфета, Ливия воспользовалась шансом поговорить с Маккеной наедине. Слава Богу, ее надзирательница заснула на своем посту. Маккена был вежлив и соблюдал дистанцию, казалось, он совсем не хотел кому-то понравиться, и Ливия не могла не пожалеть его. Несмотря на всю его неприступность, взглянув на его смуглое лицо, Ливия заметила признаки усталости и тени под глазами, которые говорили о бессонных ночах. Она знала, как ужасно любить того, с кем не можешь быть рядом, а для Маккены это было особенно тяжело, потому что он не знал истинную причину отказа Алины и своего изгнания из Стоуни- Кросс. Не в состоянии забыть свое участие в этом деле и то, что по ее вине Маккену выгнали из поместья, Ливия почувствовала, что краснеет. К ее ужасу, Маккена заметил этот предательский румянец.
– Миледи, – спросил он, – моя компания неприятна вам?
– О нет, – поспешила заверить она.
Маккена не сводил с нее глаз и мягко продолжил:
– А мне кажется, это именно так. Я найду другое место в зале, если вам так будет удобнее.
Когда Ливия заглянула в его пронзительные бирюзовые глаза, она вспомнила того энергичного мальчика, которым он был когда-то, и подумала: «Не слишком ли поздно извиняться спустя двенадцать лет?» Страшные сомнения охватили ее, когда она вспомнила обещание, данное Алине. Она обещала никогда не говорить никому про шрамы, но не обещала молчать о действиях отца.
– Маккена, – неуверенно начала она, – меня уже много лет мучает одна вещь, а именно тот вред, что я причинила вам.
– Вы говорите о том времени, когда я служил в Стоуни-Кросс-Парке? – спросил он, слегка нахмурившись. – Вы тогда были маленькой девочкой.
Ливия так волновалась, что ее голос неожиданно сел.
– Я боюсь, что порой маленькие девочки способны совершать непростительные поступки. Я не исключение. Это из-за меня вас так внезапно выпроводили в Бристоль.
Маккена смотрел на нее, ничего не понимая, и продолжал хранить молчание, пока она говорила.
– Вы знаете, я всегда ходила по пятам за Алиной, наблюдала за каждым ее шагом, стараясь подражать во всем... Я следила за ней и, конечно, знала о вашем взаимном увлечении. Наверное, я была очень ревнива, хотела заполучить всю любовь и внимание сестры, ведь она была для меня как вторая мать. И когда я увидела вас в тот день в конюшне, когда вы... – Ливия замолчала и еще сильнее покраснела. – Не подумав о том, какие могут быть последствия, я сделала ужасную вещь. Я пошла к отцу и рассказала ему о том, что видела. Вот почему вас уволили и отправили в Бристоль. Позже, когда до меня дошло, что же я натворила, и когда я увидела, как страдает Алина, я испытывала жуткие угрызения совести. Я всегда жалела об этом, и хотя не жду, что вы простите меня, я хочу сказать вам, что мне безумно жаль...
– Страдала? – переспросил Маккена. – Леди Алина отослала меня в Бристоль, потому что не могла простить себе, что снизошла до слуги... Она понимала, что скоро начнет избегать и стыдиться меня.
– Нет! – перебила его Ливия. – Нет! Это все наш отец, вы и представить не можете, до чего он был жесток. Он сказал сестре, что если вы посмеете вернуться назад, он уничтожит вас. Он поклялся, что не успокоится, пока вы не останетесь на улице без средств, не умрете или не закончите свои дни в тюрьме. Алина поняла, что это не пустые слова, и хотя не хотела, чтобы вы уезжали из Стоуни-Кросс-Парка, сделала все, чтобы спасти вас, Маккена. И в том, что отец отправил вас в Бристоль, а не выгнал на улицу без гроша, заслуга Алины. Она потребовала это от него.
Маккена с недоверием посмотрел на нее:
– Но почему она не рассказала мне все это тогда?
– Моя сестра думала, дай она вам хоть какую-то надежду, вы, несмотря на все запреты, рискнете и вернетесь за
