намерена дольше тянуть. — В ее голосе слышались металлические нотки — Или вы сейчас же принимаете мое предложение относительно Бомарэ, или завтра ваш дом начнут осаждать кредиторы, и поместье пойдет с молотка. Много от этого вы не выиграете, потому что никто, кроме меня, не захочет купить Бомарэ. — Она сделала глоток чая. — Надеюсь, мы хорошо понимаем друг друга. — Амариллис деловито открыла сумочку и вытащила из нее объемистый бумажный конверт. — Все документы уже подготовлены. Вам осталось только поставить под ними свою подпись. — С трудом скрывая волнение и нетерпение, она положила конверт перед Селестой.
Николя выпустил из рук поводья и предоставил Сорсьеру самому выбирать путь по бездорожью, но внезапно ему в голову пришла мысль, и он направил скакуна вверх по холму. На вершине Николя остановился и стал смотреть на реку, голубой змеей переливающуюся на солнце у подножия холма. Он видел причал, с которого отец упал в воду и утонул, — теперь он был пустынен. Если бы можно было увидеть своими глазами, как произошла эта трагедия! Сурово нахмурившись, Николя пришпорил Сорсьера и помчался вниз по пологому склону холма, а затем вдоль реки вверх по течению, туда, где лежали земли, ранее принадлежавшие Бомарэ. Вскоре путь ему преградил новый забор, разделяющий некогда единую собственность на две. За ним до самого горизонта тянулись хлопковые поля, которые в конце лета превращались в настоящий муравейник — рабы с огромными заплечными мешками сновали между ровными рядами зеленых посадок и собирали коробочки белой ваты, которые потом на телегах отправляли на пристань, грузили на баржи и в трюмы пароходов и везли в Новый Орлеан на продажу.
Поля по эту сторону забора являли собой печальное зрелище: заброшенные и незасеянные, они поросли сорняком. Николя нахмурился и что было сил сжал поводья лошади, с грустью вспоминая былое богатство и славу Бомарэ, когда поместье по праву считалось крупнейшим производителем хлопка в Луизиане. Он развернул Сорсьера и во весь опор помчался назад к дому. Возле бараков, где жили рабы, он задержался, окинув тоскливым взглядом покосившиеся, сгнившие строения. Повсюду царили разор и запустение. Только несколько домиков возле самого дома еще оставались жилыми, там помещалась прислуга. Брошенные жилища рабов означали, что ни в этом, ни в будущем году богатого урожая хлопка ждать не приходилось. Очевидно, что большую часть рабов Селесте пришлось продать, о чем она забыла его предупредить.
Николя в задумчивости подъезжал к дому и только теперь обратил внимание на то, как запущенно он выглядит; штукатурка на фасаде облупилась из-за частых паводков; фундамент в нескольких местах потрескался; хозяйственную пристройку уже много лет не красили и не ремонтировали, отчего вид у нее был жалкий; сад одичал и неумеренно разросся. Заметив двух молодых негров, лениво развалившихся под деревом, Николя пришел в ярость — совсем от рук отбились, бездельники!
На заднем дворе Николя спешился и лично проследил за тем, чтобы Сорсьера тут же расседлали и вычистили. Поднявшись на галерею с бокового входа, он не сразу заметил экипаж, стоящий у подъезда. Вскоре кованые каблуки его ботинок для верховой езды гулко застучали по мраморному полу холла. Николя на ходу пригладил волосы и вошел в гостиную.
— Боюсь, Селеста не сможет продать тебе Бомарэ, Амариллис, — заговорил он с порога, узнав гостью, и на губах у него заиграла насмешливая улыбка. — Теперь я хозяин поместья, и в мои намерения не входит продавать его.
Амариллис вскинула на него глаза и онемела от изумления.
— Николя? — прошептала она, когда тот подошел ближе. Mapa злобно поджала губы, когда заметила, что удивление на лице Амариллис постепенно сменялось восхищением по мере того, как она жадно оглядывала Николя с головы до пят. Он действительно не мог не оказаться чертовски привлекательным в ее глазах, ведь теперь из пылкого юнца Николя превратился в зрелого, сильного мужчину.
— Ну что, ты довольна? — вслед за ней окинув себя взглядом, с беспечной фамильярностью поинтересовался Николя.
— Ты вернулся… — дрогнувшим голосом вымолвила она, и холодной расчетливости в нем как не бывало. — Ты в Бомарэ? Какими судьбами? Я не понимаю… Когда ты приехал? — Амариллис изо всех сил старалась скрыть раздражение по поводу несостоявшейся сделки.
— Вчера вечером, — ответил Николя и встал за креслом Селесты, которая беспокойно следила за поединком двух сильных и решительных противников. — Я решил, что будет лучше, если Бомарэ не перейдет в чужие руки, а останется собственностью нашего рода.
— Вчера вечером? — переспросила Амариллис, бросая на Селесту уничтожающий взгляд. — Боже мой, но ведь вы знали, что сегодня я должна была приехать! И вы продали ему поместье за моей спиной?
— Не стоит думать о нас так плохо, Амариллис, — ответил Николя, и Маре показалось, что в его голосе появились теплые нотки, когда он произнес ее имя. — Согласись, что я имею больше прав на Бомарэ, чем ты. К тому же предложенная тобой цена оказалась до неприличия низкой, и мне ничего не стоило удвоить ее.
— Поместье находится в таком убогом состоянии, что Селесте просто повезло, что я захотела купить его. — Амариллис виновато вспыхнула и сделала слабую попытку защититься. — Ничего не скажешь! Большое разочарование постигло меня сегодня. Ну и сюрприз ты мне преподнес! Прости меня за любопытство, Николя, но какого черта ты вернулся?
— Об этом его попросил Филип, — собравшись с духом, ответила вместо него Селеста. — Он написал Николя письмо, в котором сообщил, что нашел настоящего убийцу Франсуа.
— Это правда, Николя? Отец поверил в твою невиновность спустя столько лет? Это более чем странно. А что ему удалось выяснить? — небрежно поинтересовалась Амариллис.
— Это дело семейное, моя дорогая, — отозвался с улыбкой Николя. — В свое время ты обо всем узнаешь. — Он аккуратно забросил удочку, следя за тем, какова будет реакция Амариллис.
— Понятно. Прости мое любопытство, Николя. Знаешь, я до сих пор не могу поверить в то, что говорю с тобой.
— Николя сказочно разбогател за это время. — Селеста не удержалась от того, чтобы сообщить гостье эту приятную подробность о своем пасынке. — Он был в Калифорнии в пору «золотой лихорадки», и ему удалось разработать богатую жилу. — Она с особенным удовольствием выговорила последнюю фразу, смысл которой плохо понимала, но которая явилась предметом всеобщего интереса накануне за обедом.
— Так, так, — пробормотала Амариллис, поднимаясь из-за стола и подходя вплотную к Николя. — Мне легко будет смириться с неудачей, потому что Бомарэ досталось тебе. Это твой дом, и будет справедливо, если владеть им будешь ты, а не я. Господи, сколько времени прошло! Могу я поздравить тебя с возвращением? — прошептала она, кладя руку ему на плечо и приподнимаясь на цыпочки.
Mapa вцепилась в подлокотник софы так, что побелели пальцы. Амариллис прикоснулась губами к губам Николя. При виде того, как они целуются, у Мары потемнело в глазах. Наконец Амариллис отступила на шаг, но рука ее все еще покоилась на плече Николя. Ее томный взгляд из-под полуопущенных ресниц старался проникнуть ему в самое сердце. Николя отвернулся первым, и Амариллис несколько задело то, с какой легкостью он это сделал.
— Ты уже знакома с Марой О'Флинн? — спросил он непринужденно и шагнул к Маре.
— Да, Селеста нас представила друг другу, — с нетерпеливым раздражением ответила она. И тон ее голоса не оставлял сомнений в том, что она считает Мару персоной малозначительной для того, чтобы Николя уделял ей внимание. Но стоило ей увидеть, с какой нежностью он взял Мару за руку, а затем провел кончиками пальцев по ее щеке, как она тут же изменила свое мнение об этой ирландской красавице. — Я подумала, что она гостья Селесты, — вымолвила Амариллис натужно.
— Вот как? Ты ошибалась. Мы с Марой знаем друг друга уже много лет и давно стали близкими друзьями, — ответил Николя, ласково глядя на Мару, чем подтвердил самые худшие подозрения Амариллис.
Глаза женщин встретились, и каждая поняла, что обрела в другой соперницу и смертельного врага. Амариллис была любовницей Николя очень давно, но чувство не прошло бесследно, и Mapa догадывалась, что она не отступится ни от Николя, ни от Бомарэ.
— Ты непременно должен быть на скромной вечеринке, которую я устраиваю в Сандроузе завтра вечером, — вновь обретя самообладание, с приятной улыбкой сказала Амариллис. — Я с радостью введу тебя в наше общество, Николя. Селеста, мадемуазель О'Флинн, — добавила она вежливо, — вы не
